Мотив дома и семьи в «Московских повестях» Ю. В. Трифонова

Министерство образования и науки Российской Федерации

Федеральное государственное образовательное учреждение

высшего профессионального образования



«Ярославский государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинского»



Кафедра русской литературы



Направление (специальность) 44.03.05 Педагогическое образование (профили - Русская литература, Образование в области русского языка как неродного/иностранного)



КУРСОВАЯ РАБОТА



На  тему:



Мотив дома и семьи в «Московских повестях» Ю. В. Трифонова (на материале повестей «Обмен» и «Дом на набережной»)



Выполнил:

Федотовская Мария Сергеевна

3 курс 7514 группа





Научный руководитель:

Букарева Наталия Юрьевна

кандидат филологических наук

доцент кафедры русской литературы



Заключение научного руководителя о допуске к защите:







(подпись научного руководителя)



Оценка публичной защиты работы:





Ярославль

2017


ОГЛАВЛЕНИЕ

	ОГЛАВЛЕНИЕ	2

	ВВЕДЕНИЕ	3

	ВВЕДЕНИЕ	3

	1.1. Определение понятия мотива в литературоведении	7

	1.2. Мотив дома и семьи в русской литературе и фольклоре	11

	ГЛАВА 2. МОТИВЫ ДОМА И СЕМЬИ В ПОВЕСТЯХ Ю. ТРИФОНОВА «ОБМЕН» И «ДОМ НА НАБЕРЕЖНОЙ»	18

	2. 1. Мотив дома и семьи в повести «Обмен»	18

	2. 2. Мотив дома и семьи в повести «Дом на набережной»	26

	2. 3. Сопоставление мотива дома и семьи в повестях	38

	«Обмен» и «Дом на набережной»	38

	ЗАКЛЮЧЕНИЕ	44

	БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК	47


ВВЕДЕНИЕ



Юрий Валентинович Трифонов – известный писатель второй половины ХХ века, создатель «московских повестей». Печататься он стал рано. Так, учась на пятом курсе Литературного института им. А. М. Горького, Трифонов начал писать свою дипломную работу – повесть «Студенты». В 1950 г. она уже была опубликована в журнале «Новый мир» и сразу заслужила Сталинскую премию и большую известность. В 1969 году выходит повесть «Обмен», затем «Предварительные итоги», «Долгое прощание», «Другая жизнь», «Дом на набережной», которые впоследствии были объединены в цикл «Московские повести».

Индивидуальность Ю. В. Трифонова как писателя формировалась под влиянием таких известных творцов, как Ф.М. Достоевский, М.А. Булгаков, М.А. Шолохов, но в целом его стиль остался оригинальным и узнаваемым. На Трифонова также влияло и время. В своих произведениях он не только отражал те или иные факты советского периода, но и стремился выяснить их причины, показать влияние истории на судьбы людей. Трифонов создал в «Московских повестях» мир, который был настолько близок современникам, что порой читатели забывали о том, что это литература, а не окружающая их действительность. Для прозы Трифонова характерно внутреннее единство. Так, тема обмена проходит через все московские повести Трифонова. А в романе «Старик» можно найти все мотивы, которые писатель ранее разрабатывал в повестях «Студенты», «Обмен», «Долгое прощание», «Предварительные итоги» и «Дом на набережной». Такими же сквозными являются мотивы дома и семьи. 

Цель курсовой работы – проследить реализацию мотивов дома и семьи в повестях Ю. В. Трифонова «Обмен» и «Дом на набережной». 

Для достижения данной цели необходимо решение следующих задач:

- выявить содержание понятия «мотив», основные подходы к его определению в литературоведении;

- проследить эволюцию мотива дома и семьи в русской литературе;

- проанализировать особенности проявления мотива дома и семьи в рассматриваемых повестях Ю. В. Трифонова.

Материалом исследования послужили произведения Ю.В. Трифонова – повести «Обмен» и «Дом на набережной». Выбор материала объясняется тем, что это две повести, которые служат началом и завершением «московских повестей» писателя, а следовательно, дают возможность проследить, как трансформируются данные мотивы в цикле. 

Это дает возможность обозначить актуальность нашего исследования, посвященного подробному и системному рассмотрению мотивов дома и семьи в повестях Ю. В. Трифонова «Обмен» и «Дом на набережной», так как они являются ключевыми в данных текстах.

Объектом нашего исследования является мотивная организация московских повестей Ю. В. Трифонова.

Предмет исследования составляет мотив дома и семьи.

В настоящее время существует довольно много работ, посвященных творчеству Ю. В. Трифонова. Например, диссертация М. В. Селеменевой «Художественный мир Ю. В. Трифонова в контексте городской прозы второй половины ХХ века» [22] и Бугровой Н. А. «Роман Ю.В. Трифонова «Старик»: творческая история. Поэтика. Литературные традиции» [5]. В своей работе М. В. Селеменова на материале произведений «Старик», «Время и место», «Исчезновение» рассматривает жанр романа как приоритетную форму городской прозы «позднего» Ю. В. Трифонова. Исследователь приходит к выводу, что роман Ю. В. Трифонова обнаруживает в себе признаки автобиографического, исторического, философского романа, а также романа воспитания и романа-пунктира. Исследуя хронотоп произведений, М. В. Селеменева обращает своё внимание на доминантный образ-топос «Москва», отражающий идейно-художественное кредо автора и духовно-душевный склад персонажей. Как и М. В. Селеменева, Н. А. Бугрова рассматривает вопрос жанра романа Ю. В. Трифонова. Анализируя произведение «Старик», исследователь приходит к выводу, что Ю. Трифонов обращается к жанру исторического романа и прослеживает диалектику взаимосвязи личности и истории. Свою работу Н. А. Бугрова посвящает также вопросу о казачестве, прототипам героев, связи романа с произведениями русской классики. 

В статье «Проблемы духовного разлада личности в повести Ю. В. Трифонова “Обмен”» К. А. Снурницын анализирует образ главного героя произведения – Виктора Дмитриева [24]. В своей работе автор затрагивает проблему духовных изменений, которые происходят с персонажем, выделяет этапы оскудения личности, показывает, как жизненные проблемы повлияли на психологию Дмитриева.   

Особый интерес представляет работа Н. Ивановой «Проза Юрия Трифонова» [10]. В своей монографии Наталья Иванова подробно знакомит с биографией писателя, с его творческим путём, выявляет общие тенденции развития его прозы, мотивы, проблемы. Так, автор, следуя эволюции художественной мысли Трифонова, в хронологическом порядке проводит анализ цикла «Московские повести». Ценность работы Н. Ивановой заключается в том, что она раскрывает образы главных героев, сопоставляет их друг с другом, прослеживает реализацию мотива обмена, характерного для всех повестей, выявляет сюжетные сходства, приводит в примеры высказывания различных писателей, критиков, выдержки из статей и интервью самого Ю. В. Трифонова. Однако поставив цель охватить тексты всех московских повестей, Наталья Иванова не проводит тщательный анализ каждой из них. Так, например, рассматривая повести «Обмен» и «Дом на набережной», Иванова не пишет об отношении Виктора Дмитриева и Вадима Глебова к каждому члену их семьи. Также не проведет анализ хронотопа, который играет большую роль в жизни всех персонажей. Н. Иванова считает важным остановить своё внимание лишь на сюжете и проблемах, которые поднимает Ю. Трифонов в этих двух повестях: терпимость и нетерпимость, суд и осуждение. 

В рассмотренных нами работах никто из авторов не ставит задачу рассмотреть реализацию в московских повестях автора мотивов дома и семьи. Это дает возможность сформулировать научную новизну нашей работы, которая определяется тем, что творчество Трифонова исследовано далеко не полно. Поэтому нами была предпринята попытка изучения специфики мотива дома и семьи в повестях «Дом на набережной» и «Обмен».

Теоретико-методологическая база исследования разработана на основе трудов ведущих отечественных литературоведов: А. Бема, А. К. Байбурина, А. Н. Веселовского, Б. М. Гаспарова, В. В. Иванова, Ю. М. Лотмана, Е. Г. Мелетинского, В. Проппа, И. В. Силантьева, Б. В. Томашевского, посвященных осмыслению понятия «мотив».

Теоретическая значимость работы заключается в дальнейшем развитии представления о мотиве дома и семьи в московских повестях Ю. В. Трифонова.

Практическая ценность исследования определяется возможностью использования его основных положений в учебном процессе, при подготовке курсов по истории русской литературы второй половины ХХ века, спецсеминаров, посвященных изучению городской прозы ХХ века, школьных факультативов.

Структура работы: курсовая работа состоит из введения, теоретической части, практической части, заключения, списка литературы, включающего 32 наименования.


ГЛАВА 1. СОДЕРЖАНИЕ ПОНЯТИЯ «МОТИВ»



1.1. Определение понятия мотива в литературоведении



К понятию мотива в истории литературоведения обращались многие исследователи. 

Так, первым, кто теоретически обосновал этот термин, был А. Н. Веселовский в «Поэтике сюжетов» (1913). Ученый разработал семантический подход, в котором понимал под мотивом «прост?йшую пов?ствовательную единицу, образно отв?тившую на разные запросы первобытнаго ума или бытового наблюденія», или «формулу, отв?чавшую на  функци первыхъ порахъ  пятнах общественности на вопросы,  исследователь которые природа  помощи всюду ставила  зарождаться челов?ку,  упомянутые либо закр?плявшіе  невесту особенно яркія,  шатобриана казавшіяся важными  вместе или повторявшіяся впечатл?нія  д?йствителъности» [5; 500]. Например, представление  заменило солнца – оком;  лица солнца и луны – братом  функции и сестрой, мужем  мужем и женой; мифы  схему о восходе и заходе  однако солнца, затмениях.  мотивом Веселовский  мужем считал мотивы семантически целостными формулами,  точки которые могли  тива зарождаться у разных  составляют племен, причем  образно их сходство объясняется  которые не заимствованием, а однородностью  общей бытовых условий (борьба  общей братьев за наследство,  интересный бой за невесту). Исследователь  комбинации отмечал склонность  понятие великих поэтов  функци использовать мотивы,  нение уже подвергавшиеся  составляют поэтической обработке: «Они  бращаясь где-то в глухой  общей темной области  негаданно нашего сознания, как  смерть новизна и вместе  жизни старина, в которой  однородностью мы не даем себе  смерть отчета, потому  часто что часто  затем не в состоянии определить  подверг сущности того  второстепенным психического акта,  система который негаданно  функци обновил в нас  подверг старые воспоминания» [5; 70].

Александр Николаевич Веселовский  веселовский приходит к выводу,  система что мотивы  связано составляют формулу  зарождаться сюжета, которую  шатобриана можно представить  мужем как a + b. Например, «злая  второстепенным старуха не любит  связано красавицу – и задает  мужем ей опасную для  однако жизни задачу». В  понятие дальнейшем такие комбинации  подвергнув мотивов преобразовались  общей в многочисленные композиции  вспомним и стали основой  лица жанров: повесть, роман,  комбинации поэма. 

Спустя  таким несколько лет  мотивом А. Бем пишет  представление книгу «К уяснению  лица историко-литературных  элементов понятий» (1919),  морфология в которой анализирует  комбинации работу А. Н. Веселовского. поэтика  ААа    А. Бем вносит  функци поправки в определения  поэтика Веселовского, так  понятие как уверен,  когда что мотивы  рождаться зарождались не только  подверг в древнее время, они  образно продолжали возникать  поэтика и позже. Исходя из этого, нение аАААаааааА. Бем разрабатывает дихотомическую теорию и дает  составляют свое определение  система термина: «Мотив – предельная  которых ступень художественного  проппа отвлечения от конкретного содержания  веселовский произведения, закрепленная  схему в простейшей словесной  затем формуле (a+b)». Обращаясь к мотиву «любовь  смерть чужеземки к пленнику»,  термина Бем находит его  функции в трех произведениях: в «Кавказском  поэтика пленнике» А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, «Атале» Шатобриана. А. Бем ступень приходит к выводу,  веселовскому что все  смерть упомянутые тексты объединены  схему сходством сюжета зарождали: у  трех Пушкина любовь  фрейденберг без взаимности,  комбинации освобождение удачное,  проппа смерть героини;  жизни у Лермонтова любовь  второстепенным без взаимности,  функци освобождение неудачное,  когда смерть героини  исследователь и героя; у Шатобриана  опреде любовь взаимная,  веселовскому освобождение удачное. Таким образом,  исследователсравнивая варианты  морфология мотива, исследователь  фрейденберг выявляет семантический  лица инвариант мотива, а  весел затем определяет  невесту его семантические  представление варианты [20; 19].

Значительный  функции вклад в развитие теории  понятие мотива внесла О. М. Фрейденберг в работе «Система  функции литературного сюжета» (1925). Понятие  интересный мотива для  подверг О. М. Фрейденберг  комбинации связано с понятием  веселовскому персонажа: «В сущности,  представление говоря о персонаже,  исследователь тем самым  мужем пришлось говорить  пленнику и о мотивах, которые  пропп в нем  лица получали стабилизацию;  исследователь вся морфология персонажа  лица представляет собой  второстепенным морфологию сюжетных  общественности мотивов» [3; 221–222].

Анализируя статью О. М. Фрейденберг, п И. В.  Силантьев в книге «Поэтика мотивов» замечает, что она составляют,,онаонаона, как и Веселовский, трактует  вносит мотив через  основой понятие образности.  понятие Вспомним  ступень определение мотива,  витие данное А. Н. Веселовским: «формула, образно  подверг отвечавшая  мотива на первых порах общественности  мотива на вопросы, которые  связано природа всюду  нение ставила человеку»; «признак  второстепенным мотива – его  поэтика образный одночленный  морфология схематизм». То же самое  злая можно увидеть у О. М. Фрейденберг: «Распространение  злая и конкретизация сюжетной  опреде схемы сказываются  однородностью в выделении мотивом образности,  проппа которая передает  опреде эту схему  одночленный в ряде обособленных,  функци отождествленных с явлениями  связано жизни подобий» [20; 24].

Понятие  ученый мотива, разработанное  несколько А. Н. Веселовским в «Поэтике туры сюжетов», подверг  интересный критике В. Я. Пропп  трех в «Морфологии сказки» (1928). В отличие от Веселовского, разработавшего семантическую концепцию, Пропп придерживается морфологического подхода к определению понятия «мотив»: «Конкретное  когда растолкование Веселовским  точки термина «мотив» в  которых настоящее время  тива уже не может  когда быть применено». По  которых Веселовскому, мотив  витие есть неразлагаемая  точки единица повествования. Однако  общей те мотивы, которые  ступень он приводит в качестве  вместе примеров, раскладываются». Ученый  витие приводит нам  которых свои доводы  веселовский и разлагает мотив «змей  фрейденберг похищает дочь  однако царя»: «Этот  фрейденберг мотив разлагается  затем на 4 элемента, из которых  опреде каждый в отдельности  функци может варьировать. Змей  интересный может быть  вспомним заменен Кощеем,  негаданно вихрем, чертом,  зарождались соколом, колдуном» [16; 22].

Подвергнув критике  литературы трактовку мотива,  термина В. Я. Пропп заменил мотивы  таким Веселовского на  образно «функции действующего  пятнах лица». Однако,  затем как справедливо  зарождаться отмечает И. В. Силантьев, « понятиефункции  веселовский действующего лица  точки не только  смерть не заменило,  литературных но существенно углубило  система понятие мотива. По  освобождение существу, функция  второстепенным действующего лица  интересный представляет  несколько собой обобщенное значение  жизни мотива» [20; 22].

Такую же критическую  веселовский точку зрения  связано высказывает и Е. М. Мелетинский:  ве«Многие  второстепенным варианты функций,  образно перечисленные В. Я. Проппом, являются типичными мотивами. В. Я. Пропп следует за А. Н. Веселовским, сопоставляя сказочные мотивы с мифологическими представлениями, первобытными обрядами и обычаями» [13; 121].

Б. В. Томашевский в «Теории литературы» (1925–1931) разрабатывает тематический подход, в основе которого лежат два способа трактования мотива – тематическая трактовка и трактовка по А. Н. Веселовскому. Так, в первом случае литературовед определяет мотив через категорию темы: «Понятие темы есть понятие суммирующее, объединяющее словесный материал произведения. Тема может быть у всего произведения, и в то же время каждая часть произведения обладает своей темой» [22; 182–184]. В ходе разложения произведения на тематические части читатель может дойти и до неразлагаемых частей, например: «Раскольников убил старуху», «Герой умер» и т. д. Именно эта тема неразложимой части произведения и называется мотивом. 

В своей монографии Б. В. Томашевский делает попытку классифицировать мотивы: 

- Связанные (мотивы, которые нельзя исключить из текста),

- Свободные (мотивы, которые можно убрать, не нарушая целостности произведения), 

- Динамические (мотивы, изменяющие ситуацию),

- Статические (мотивы, не изменяющие ситуацию).

Дав определение мотиву, литературовед рассмотрел такое понятие, как «лейтмотив»: «Если мотив повторяется более или менее часто, и особенно если он является сквозным, то есть не вплетенным в фабулу, то его называют лейтмотивом» [22; 187].

Примечательно, что Б. В. Томашевский не критикует семантический подход А. Н. Веселовского. Томашевский считает, что для теории Веселовского важно то, что в пределах жанра мотивы всегда встречаются в целостном виде. Следовательно, можно говорить об исторически неразлагающемся, сохраняющем свое единство мотиве.

В книге «Литературные лейтмотивы» (1994) Б. М. Гаспаров представил интертекстуальный подход к пониманию мотива. Литературовед дает следующее определение: «…в роли мотива может выступать любой феномен, любое смысловое «пятно» – событие, черта характера, элемент ландшафта, любой предмет, произнесенное слово, краска, звук и т. д.» [6; 30–31]. 

Б. М. Гаспаров, как и Б. В. Томашевский, разделяет понятие «мотива» и «лейтмотива» по принципу повторяемости. Обращаясь к анализу романа Булгакова «Мастер и Маргарита», Гаспаров называет лейтмотивное построение повествования основным приемом произведения: «Имеется в виду такой принцип, при котором некоторый мотив, раз возникнув, повторяется затем множество раз» [6; 30–31].

Таким образом, трактование понятия «мотив» в истории русского литературоведения основывается на нескольких подходах:

- Семантический подход А. Н. Веселовского, О. М. Фрейденберг о целостности мотива;

- Дихотомическая теория А. Бема, позволяющая выделить семантический инвариант мотива;

- Морфологический подход В. Проппа о разложимости мотива;

- Тематический подход Б. В. Томашевского о мотиве, разлагающемся на тематические части;

- Интертекстуальная концепция Б. М. Гаспарова. 



1.2. Мотив дома и семьи в русской литературе и фольклоре



На сегодняшний момент существует большое количество трудов, посвященных мотиву дома и семьи: работы В. В. Иванова, В. Н. Топорова, Ю. М. Лотмана, А. К. Байбурина и др. Это объясняется тем, что «дом» – важное культурное понятие в сознании человека. А. К. Байбурин пишет: «В традиционном обществе жилище – один из ключевых символов культуры. С понятием «дом» в той или иной мере были соотнесены все важнейшие категории картины мира у человека» [1; 42]. 

В сознании славян жилище оберегало человека от опасностей, являлось воплощением родного пространства, олицетворением счастья, богатства, единства семьи. Недаром в русских народных пословицах можно найти следующее: «На стороне добывай, а дому не покидай», «Дома всё споро, а вчуже житьё хуже». Среди универсальных тем фольклора большое место занимает противопоставление своего «дома» «лесному дому» (чужому). Например, В. В. Иванов  противопоставление «дом – лес»  антонимов «свой – чужой». 

На  с домом были  многочисленные духи-покровители (, банник, , сарайник), а с лесом –  духи (леший,  и др.). Вариантами леса для  славян  и выморочные места (, овраги, трущобы, ). Исследователь также  сюжеты  сказок и былин, где  попадает в лес и сталкивается с  лесными персонажами (, Кощей, ) [8; 198].

Образ  и дома всегда вызывал  интерес в русской . 

Ещё в древнерусских произведениях создавался обобщенный образ жены, которая заботилась о своей семье, переживала за судьбу мужа. Жена также должна была быть верной и мудрой, именно на неё возлагалась ответственность за мир в семье. Показательным в этом плане является «Плач Ярославны» из «Слова о полку Игореве». «Плач Ярославны» – это не просто переживания одной героини, это чувства, объединяющие всех жен, матерей и сестер, которые обращались за помощью к солнцу, воде и воздуху: 

Возлелей же князя, господине,

Сохрани на дальней стороне,

Чтоб забыла слезы я отныне,

Чтобы жив вернулся он ко мне! [15].

Дом – важное понятие в жизни и творчестве многих русских писателей. Чтобы увидеть  дома и семьи в биографии Л. Н. , М. Ю. Лермонтова и А. С. Пушкина, обратимся к монографии Ю. М.  «Александр Серге Пушкин. Биография ». Лотман пишет, что из-за разлада между родителями, из-за смерти отца, детство Л. Н. Толстого не было счастливым, но прочувствованные  посвятил он в повести «» именно родному дому. М. Ю. Лермонтов рос, не  подлинной семьи, в  вражды между  родственниками. И все же он  через всю жизнь  детства и родного дома:

<…> вижу я себя , и кругом

 всё места, высокий  дом

И сад с разрушенной теплицей… [10].

А. С. Пушкин  покинул  родного дома и ни  в стихах не упомянул ни , ни отца. Домом для него  дом в Михайловском и Царскосельский » [11; 29].

Путь, пройденный  в 1820-е гг., был путем  своего  о доме. В это время в его творчестве во тема изгнанничества. В поэта еще только , однако  утверждаться мысль о том, что дом – это , где герой может не  уберечься от жесток окружающего , но и обрести семью. В е «Цыганы» появляется -беглец, у которого нет  к родному «»:

Подобно птичке 

И он, изгнанник перелетный,

 надежного не знал

И ни к  не привыкал.

<...> О чем ? Когда б ты знала,

 бы ты воображала

Неволю  городов!

Там люди, в  за оградой,

Не  утренней прохладой,

Ни  запахом лугов;

 стыдятся, мысли ,

Торгуют  своей,

Главы  идолами клонят

И  денег да цепей.

Что  я? Измен ,

Предрассуждений приговор,

 безумное гоненье

Или  позор [19].

В поэзии  второй половины 1820- – 1830-х гг. понятие  становится важнейшей , пространством покоя,  постоянства и упорядоченной :

Два чувства дивно  нам –

В них обретает  пищу –

Любовь к  пепелищу,

Любовь к  гробам [17].

«Мысль семейная»  у А. С. Пушкина в «Евгении ». Каждый дом,  в романе, интересен его жителями, а именно взаимоотношениями  членами , традициями, которые они чтут. Например, в  Лариных царило  и взаимопонимание, помещики

…Хранили в жизни 

Привычки милой ...

...Любили круглые ,

Подблюдны песни,  [18].

Л. Н. Толстой , что если мужчина  всего реализует  в общественной , то мир женщины – семья. Она  детей, утверждает в  систему ценностей,  всех  семьи [28].

« семейная»  затронута Толстым в  произведениях. Как реалист, писатель изображает  воздействие  на семью: распадаются  Облонских, Карениных. Не может  существовать и пара  Карениной и Алексея  [9]. Другую,  семью Ростовых  Л. Н. Толстой в романе-эпопее « и мир».  качества членов  Ростовых – доброта, , доверчивость, естественность. Идеалом  семьи  и пара Наташа  – Пьер Безухов: «... ет, в который погрузилась , – была , то есть муж, которого  было держать так,  он нераздельно принадлежал ей, , – и дети,  надо было , рожать, кормить, ...» [21].

Стоит упомянуть и И. А. , в произведениях которого дом и  играют  роль в судьбе . Одним из семейных  в «Обыкновенной истории»  провинциальная усадьба в , где в воздухе царит идиллия и благодать: «Александр был избалован, но не  домашнею жизнью.  так хорошо создала его, что  матери и  окружающих подействовали  на добрые его стороны, , например, в нем преждевременно  склонности,  ко всему доверчивость до » [7].

 тип семьи в  – петербургская семья -старшего, построенная на  началах: « Иванович Адуев <...>  за человека с деньгами, и,  быть, не без ; служил при каком-то  лице чиновником  поручений и носил  ленточек в  фрака; жил на большой , занимал хорошую , держал троих  и столько же . Он слыл за  и делового человека» [7].

Для всех  романа И. А. Гончарова «» понятия дома и семьи о. Для слуги  дом там, где барин. Агафья  в это понятие вкладывает ую жизнь, наполненную заботами по . Для Ильи  идеалом дома и  была жизнь в . Значение дома и семьи в романе «Обломов» рассматривается В. Бражук: «Деревня, жена, дом, друзья – основа мечты Обломова. Без идиллического пейзажа нет семейного счастья, а семейное счастье, в свою очередь, возможно для Ильи Ильича только в гармонии с природой: «Река чуть плещет; колосья волнуются от ветерка, жара... сесть в лодку, жена правит, едва поднимает весло...» [4]. В конце романа Обломов всё же обретает дом, который становится для него идеальным, олицетворяет идиллический мир Обломовки. Это дом Агафьи Матвеевны Пшеницыной, хозяйки, которая всегда заботилась об Обломове, как когда-то в деревне родителей маленького Илюшу окружали лаской и вниманием. Справедливо отметил Ю. Лощиц в статье «Женские образы в романе “Обломов”»: «Любовь Агафьи Матвеевны, почти безмолвная, неловкая, не умеющая выразиться в красивых, нежных словах и впечатляющих жестах, любовь, как-то вечно присыпанная сдобной мукой, но когда надо, то и жертвенная, целиком устремлённая на свой объект, а не на саму себя, – эта любовь незаметно преображает простую, заурядную женщину, становится содержанием всей её жизни» [12].

Особое значение образ дома и семьи приобретает в драматургии А. П. Чехова. В пьесе «Вишнёвый сад» события трех актов происходят именно в пространстве дома. В первом и четвертом актах действия совершаются в детской комнате, что является для героев своим, хорошо знакомым пространством: «Моя комната, мои окна, как будто я не уезжала! Я дома!» [27]. Безусловно, детская комната ассоциируется с детьми, поэтому дом несет Раневской не только радостные воспоминания из прошлого, но и трагические мысли о смерти сына Гриши. В. В. Кондратьева в статье «Мифопоэтическое пространство дома в пьесе А. П. Чехова «Вишневый сад» замечает, что «Раневская возвращается в имение после пятилетнего отсутствия. Обычно с течением времени дом стареет, меняются внутреннее устройство и убранство, предметы мебели. В пьесе же, на первый взгляд, дом не изменяется». На самом деле, комнаты остаются неизменными, мебель стоит на своих местах: «Шкаф сделан ровно сто лет тому назад. Каково? А? Можно было бы юбилей отпраздновать» [27].

По мнению З. С. Паперного, пьесы Чехова «роднит устойчивый образ дома, в котором все более неприятно и неприкаянно живут герои». Герои, чувствуя уходящее время, ощущают одиночество, которое их пугает. Не зря Раневская говорит: «Здесь мне шумно, дрожит душа от каждого звука, я вся дрожу, а уйти не могу, мне одной в тишине страшно» [14; 245].

Семья в произведениях Чехова выполняет охранительную функцию. Приведем цитату Платона из «Безотцовшины»: «Отними ты у меня ее, и я, кажется, окончательно пропал… Гнездо!». Ту же самую мысль можно найти и в «Трех сестрах»: «Вот сегодня я свободна, я дома, и у меня не болит голова, я чувствую себя моложе, чем вчера… если бы я вышла замуж и целый день сидела дома, то это было бы лучше» [26].

Таким образом,  и семья – важные  русской культуры, жизни и творчества  писателей и поэтов. Дом – это не только жилое пространство, это и опора в трудные времена, и устоявшийся уклад, быт. Именно поэтому образу дома и семьи посвящены многие произведения древнерусской литературы, а также А. С. Пушкина, М. Ю. Лермонтова, Л. Н. Толстого, И. А. Гончарова, А. П. Чехова и других классиков.



ГЛАВА 2. МОТИВЫ ДОМА И СЕМЬИ В ПОВЕСТЯХ Ю. ТРИФОНОВА «ОБМЕН» И «ДОМ НА НАБЕРЕЖНОЙ»



2. 1. Мотив дома и семьи в повести «Обмен»



В повести «Обмен» Ю. В. Трифонов противопоставил две семьи со своими принципами и устойчивым мировоззрением: Дмитриевых и Лукьяновых. 

Дмитриевы – интеллигенты: Виктор – инженер; дед Виктора, Федор Николаевич, 79-летний пожилой человек, в молодости – юрист, занимавшийся революционными делами; мать, Ксения Федоровна, – бывший библиограф академической библиотеки; сестра Лора и её муж Феликс – геологи. У Виктора есть дочь Наташа – шестиклассница. Как мы видим, семья Дмитриевых очень большая и представлена четырьмя поколениями.

Федор Николаевич – старик «маленького роста, усохший, с сизовато-медной дубленой кожей на лице, с корявыми, изуродованными тяжелой работой, негнущимися руками, всегда аккуратно одевался, носил рубашки с галстуком...» [25]. Именно дед воплощает собой самые лучшие качества Дмитриевых – интеллигентность, тактичность, воспитанность. Пожалуй, это единственный человек, который, наблюдая со стороны, не вмешивался в споры двух семей. Несмотря на то, что Федор Николаевич был недоволен Леной и её родственниками, в конфликт с ними он не вступал. А Вера Лазаревна и Иван Васильевич (Лукьяновы) вовсе были равнодушны к старику: «Они относились к нему безучастно: старичок старичком. Шаркает по веранде, чадит дешевыми вонючими папиросками» [25].

Ксения Федоровна, дочь Федора Николаевича, резко отличается от отца. В ней появляется такая черта, как «ханжество», то есть стремление выглядеть лучше, нежели оно есть на самом деле: «... любит помогать таким образом, чтобы, не дай бог, не вышло никакой корысти» [25]. В её комнате всегда жили полузнакомые люди: друзья, приятельницы, дальние родственники. Всем она помогала жильем и за это сознавала себя хорошим человеком. Практичность Ксения Федоровна не признаёт: в то время как Лена зарабатывает деньги переводом английских текстов, она учит английский лишь для чтения книг в оригинале. Но, несмотря на недостатки, она реализует себя как любящая мать. Ксения Федоровна относится к Виктору и Лоре с чувством трепетной любви, переживает за них, временами даже винит себя за их нереализованные возможности: «Ксения Федоровна опять зашептала о том же: как устроить так, чтобы старые люди могли спокойно болеть и у детей ничего бы не нарушалось» [25].

Лора – самый категоричный хранитель традиций семьи Дмитриевых. Дмитриев опасается своей сестры, так как считает, что она «хитра, «прозорлива и очень не любит Лену». Действительно, Лора категоричный человек и не умеет заглядывать в душу человека. Несмотря на доброту и заботу Лоры по отношению к матери и брату, она проявляет злобу к Лукьяновым: «Ее лицо улыбалось, но в глазах была злоба. Это было старое, знакомое по давним годам лицо Лоры. Откуда достал кирпич? Цемент? Ясно, что слева. Путями не очень благородными» [25]. Лора и её муж Феликс – геологи, часто бывающие в экспедициях: «Черные с сединой волосы... загорелый лоб – ежегодные пять месяцев в Средней Азии сделали ее почти узбечкой» [25]. Лора не очень счастлива в личной жизни, а о муже, с которым у нее до этого годами тянулся вялый роман, говорит, что он редкостно туп. Однако вскоре Лора перестала обращать внимание на этот недостаток, так как определяющим фактором для неё было взаимопонимание Феликса и Ксении Федоровны.

Образ Наташи, дочери Виктора и Лены, мало представлен в произведении. Автор не показывает ни её внешности, ни характера. Девочка почти не является участницей событий, она лишь средство характеристики семьи. Например, Наташа родилась слабым, больным ребёнком. Виктору и Лене приходилось нанимать кормилицу, так как у Лены не было молока для дочери, что говорит о тяжелом положении молодой семьи. Наташа не видит ласки родителей, так как «мерилом любви» становится вовсе не внимание и любовь, а английская спецшкола в Утином переулке. Для Лены было неважно, что школа находилась в другом микрорайоне, её совсем не заботило, сколько времени и, главное, каким образом будет добираться туда дочь. Для Лены главное, что это школа – предмет мечты и зависти многих родителей. Единственный человек, которого действительно любит Наташа, – Ксения Федоровна. Девочка была «как мартышка довольна», когда приходила к бабушке и даже мечтала жить с ней.

Виктор – представитель рода Дмитриевых, однако морально он уже давно сжился с Лукьяновыми, стал, скорее, одним из них. Этот «обмен» произошел не сразу, а постепенно, причем истоки его следует искать с момента женитьбы на Лене. В юности Виктор мечтал стать художником и имел для этого основания, но после неудачи на вступительных экзаменах в художественный институт с отчаяния пошел в технический. По окончании института ему «предлагали разные заманчивые одиссеи», но к этому времени уже родилась дочь Наташа и нужно было заниматься своей семьей, зарабатывать деньги. С этих пор из молодого и амбициозного человека Дмитриев стал превращаться в «не очень молодого, полноватого, с нездоровым цветом лица, с вечным запахом табака во рту». Виктор редко стал навещать родительский дом, начались ссоры не только с женой, но и, самое страшное, с матерью, после которых Ксения Федоровна могла не разговаривать с сыном днями. А конфликты эти происходили оттого, что Виктор находился между двух огней: Дмитриевыми и Лукьяновыми. Он не мог понять, почему две интеллигентные женщины ненавидят друг друга. Единственным средством, которое могло бы примерить семьи, была традиция празднования Дня рождения Ксении Федоровны. Но и этот праздник стал испытанием для всех, особенно для Лены: «Лена не любит ходить к свекрови. С каждым годом – все больше через силу. Что поделаешь? Ну, не любит, не может, не выносит. Все ее раздражает» [25].

Постепенно Дмитриев привыкает жить под властью жены. Даже обмен квартиры еще живой, но смертельно больной матери, уже не кажется ему аморальным. Так, Лена просит его, как посредника, поговорить с Ксенией Фёдоровной насчёт обмена: «Скажи так: скажи, что ты очень хочешь, а я против. Но ты настоял. Тогда это будет естественно, и твоя мама ничего не подумает. Вали все на меня» [25]. Об этих грядущих изменениях Виктор думает без особого сожаления, однако доля сомнения в его словах еще присутствует: «А, может быть, это не так уж плохо? И если это происходит со всем, значит, может быть, это естественно и так должно быть?» [25]. А вскоре под давлением жены Дмитриев и вовсе сдается, успокаивая себя самовнушением. 

Не без влияния Лены Виктор становится безразличным к судьбам других людей, готов пойти на подлость ради выгоды. Так, работа в ГИНЕГА, которая изначально выпрашивалась Иваном Васильевичем для Левки, институтского друга Виктора, быстро перешла к самому Виктору. Дмитриев считал, что это выгодное место нужно принять как нечто миниатюрное и хорошо упакованное, да и практицизм Лены победил жалость к Левке: «А вы бы хотели, чтоб мы жили на сто тридцать и Витька убивал три часа на дорогу?» [25].

Одним из способов авторской характеристики героя в повести является использование деталей. Так, в эпизоде похорон деда Трифонов упоминает толстый портфель с несколькими банками сайры, о котором Дмитриев все время думает, боясь его забыть в крематории. Такое отношение к обычной вещи снижает трагизм потери Федора Николаевича, подчеркивает черствость души Виктора. 

С помощью портрета героя автор показывает не только духовное изменение Виктора, но и внешнее: когда-то д.......................