Анализ аллюзивных отсылок к прецедентным феноменам в романах Джона Фаулза

Аннотация



Выпускная квалификационная работа посвящена анализу аллюзивных отсылок к прецедентным феноменам (далее ПФ) в романах Джона Фаулза. Актуальность обращения к ПФ можно объяснить особенностями их употребления в текстах разных жанров. В настоящее время исследованию ПФ посвящено достаточно большое количество работ. ПФ используются как средство усиления прагматического воздействия на читателя в художественных произведениях. У каждого ПФ открываются два смысла: один, пришедший из текста-оригинала, и другой, который вкладывается автором сообщения. У читателя выбор – опознать феномен и обратиться к первоисточнику, либо же продолжить чтение без его распознавания.

Каждый текст – это диалог автора с читателем, где второму приходится проделывать определенный труд над текстом, расшифровывая авторское сообщение. В данной работе приводится анализ и выявление разницы понятий интертекстуальность и прецедентность. Интертекстуальность  - это «текст в тексте», где каждый текст имеет взаимосвязь с другим текстом. Говоря о прецедентности, имеются в виду понятия, которые известны широкому кругу людей, они хрестоматийны и хранятся в памяти многих поколений. Понятие интертекстуальности шире понятия прецедентности. 

Исследуемые интертекстуальные вкрапления представлены аллюзивными отсылками к ПФ в романах Джона Фаулза «Женщина французского лейтенанта», «Волхв» и «Коллекционер». Учеными выделяются два уровня прецедентности. Универсально-прецедентные феномены представлены отсылками к библейским и греческим мифам. Национально-прецедентные феномены представлены отсылками к литературному наследию Шекспира.

Прецедентные феномены в романах Джона Фаулза служат инструментом для того, чтобы завуалировать определенный смысл. Аллюзивные отсылки использованы для более выпуклого изображения  характеров героев, их психологии, поведения и поступков.  






Annotation





The thesis is devoted to the precedent phenomenon analysis in the novels of John Fowles. The significance of the appeal to precedent phenomena can be revealed by their usage peculiarities in the texts of various genres.

Nowadays precedent phenomena are under study by many researchers. Precedent phenomena are used as a means of the pragmatic impact intensification. Every phenomenon has two understandings: one of them has come from the original text, and there’s another one that’s been created by an author. A reader has to choose whether to recognize the phenomenon and appeal to the original text or to continue reading without concession.

A text is a dialogue between the author and the reader where the second one has to work on the text, trying to decipher the author’s main message. Intertextuality and precedence are related and contrasted in the article. Intertextuality is “the text inside of the text”, where there’s a connection between different texts. It’s observed with precedent texts or precedent phenomena in the research. Speaking about precedence, this is about the concepts which are quotable and known to a wide group of people and are born in minds of many generations. Intertextuality is a wider notion than precedence. 

Analyzed intertextual inclusions are represented with allusions to precedent phenomena in the novels of John Fowles “The French Lieutenant’s Woman”, “The Magus” and “The Collector”. There are two levels of precedence. Universal precedent phenomena are represented by allusions to the biblical and Greek myths. National precedent phenomena are represented by allusions to the literary heritage of Shakespare.

Precedent phenomena are a tool for John Fowles to hide a certain meaning. Allusions are the means to show characters, their personality and behavior in a more precise way.






Содержание



Введение………………………………………………………………………….







































Заключение……………………………………………………………………….



Список использованных источников …………………………………………..



Приложение А…………………………………………………………………..






Введение





В круг актуальных филологических тем входит изучение интертекстуальности и прецедентности в произведениях мировой литературы, представляя собой одно из перспективных научных исследований. Прецедентность все чаще становится объектом детального изучения специалистами в сфере лингвистики текста. Ученые лингвисты утверждают, что прецедентные феномены (далее ПФ), выступают в роли хранителей картины мира, т.е. своеобразным «культурологическим мостом» памяти народа, «прохождение» по которому пробуждает в сознании участников коммуникации процесс узнавания зашифрованного в ПФ смысла.

Обращение к прецедентным феноменам можно объяснить тем, что их результативное использование способствует усилению прагматического воздействия сообщения. Само произведение хранит в себе национально-культурную картину мира, способы мировосприятия и поведения человека. Прецедентные феномены  относятся к вербальному уровню, тогда как стоящие за ними представления – концептуальному уровню сознания, ибо за любым прецедентным феноменом обнаруживается совокупность лингвистических и феноменологических когнитивных структур.

Исследование и анализ закономерностей использования ПФ в художественных произведениях открывает перспективы для изучения особенностей национального сознания, определяемого культурой.

Прецедентные тексты изучаются многими лингвистами. Их изучению посвящены работы Воронцовой И.А., Гудкова Д.Б., Красных В.В., Кузьминой Н.А., Москвина В.П.и мн.др.

Объектом нашего исследования является прецедентный феномен, а предметом исследования – аллюзивные отсылки к ПФ. Материалом для нашей работы послужили романы английского писателя Джона Фаулза («Коллекционер», «Женщина французского лейтенанта», «Волхв»).

Целью выпускной квалификационной работы является анализ аллюзивных отсылок к ПФ в романах Джона Фаулза.

Для достижения цели были поставлены следующие задачи:

изучить понятия «прецедентность», «прецедентный феномен», «интертекстуальность», «аллюзия»;

выявить характерные особенности вышеуказанных понятий;

изучить аллюзивные отсылки к ПФ эллинистического происхождения;

изучить аллюзивные отсылки к библейским ПФ;

изучить аллюзивные отсылки к ПФ с источником «литература»;

проанализировать функции, которые выполняют аллюзивные отсылки в контексте вышеперечисленных художественных произведений.

Выпускная квалификационная работа была апробирована на филологических чтениях ОГУ (16 декабря 2015 и 21 декабря 2016), на XXI заочной научной конференции в Екатеринбурге (6 июня 2015). Фрагменты исследования обсуждались в рамках XXXVIII и XXXIX конференций преподавателей и аспирантов ОГУ (15 декабря 2016 и 5 апреля 2017). 

Работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованных источников.






1 Об интертекстуальности и прецедентности



1.1 Разграничение понятий «интертекстуальность» и «прецедентность»





Явление прецедентности все чаще изучается и анализируется специалистами в области лингвистики текста.  Одним из явлений прецедентности считается прецедентный феномен (далее ПФ). ПФ характеризуется как «культурологический мост» памяти народа между прошлым и настоящим, «прохождение» по которому позволяет участникам коммуникации опознать ПФ и расшифровать смысл сообщения, заложенный автором [11].

Под ПФ понимаются особого вида тексты, которые известны и являются значимыми для языковой личности и ее окружения в познавательном и эмоциональном планах, обращение к которым совершается неоднократно в дискурсе данной языковой личности [27].

Исходя из степени изученности и частоты обращения к ПФ, выделяют несколько уровней прецедентности: социумно-прецедентный, национально-прецедентный, универсально-прецедентный и автопрецедентный [14].

Социумно-прецедентные феномены являются феноменами, знакомыми любому представителю того или иного общественного круга людей (профессионального, генерационного и т.д.). Национальная культура не влияет на подобные прецеденты. 

Национально-прецедентные феномены знакомы любому представителю национальной лингвокультурной общности и входят в национальное когнитивное пространство [11]. 

Универсально-прецедентные феномены понятны любому современному человеку в связи с процессом глобализации культуры. 

Автопрецеденты – это отражение некоторых феноменов окружающего мира в сознании индивида. Данные феномены обладают особым когнитивным и эмоциональным значением для данной личности, связаны с индивидуальными представлениями, включены в неповторимые ряды ассоциаций [15]. 

Понятие прецедентности имеет тесные связи с другим понятием – интертекстуальность. Интертекстуальность стоит в центре современного научного дискурса и представляет собой яркий социокультурный феномен современной культуры и коммуникации. Данный термин был предложен в 1967 году Ю. Кристевой [35]. При рассмотрении вопросов интертекстуальности важным считается обращенность текста не только внутрь, но и вовне, что предполагает открытость текста по отношению к другим текстовым структурам и читательской аудитории. Автор не всегда уверен в том, что получатель сообщения способен опознать и адекватно интерпретировать маркеры интертекстуальности. Таким образом, интертекстуальность – это центральная категория, с которой имеет дело современный читатель, вступающий в диалог с автором текста и самим текстом непосредственно [26]. 

Интертекстуальность – это общее свойство текстов, выражающееся через связи, благодаря которым тексты могут различными способами эксплицитно или имплицитно ссылаться друг на друга. В отношении художественных текстов интертекстуальность обеспечивает смысловую многомерность. Суть явления интертекстуальности в том, что именно она создает связь между существующими текстами в рамках мировой литературы. Таким образом, каждый текст становится связующим звеном цепи. Текст, включаемый тем или иным способом в другой текст, называется интертекстом. В научных трудах связующие элементы также получили названия цитат, крылатых выражений, аллюзий, реминисценций, интертекстем.

В лингвистике и лингвокультурологии для интертекстуальных единиц используется понятие прецедентного текста. Г.Г.Слышкин определяет прецедентный текст как «любая характеризующуюся цельностью и связностью последовательность знаковых единиц, обладающая ценностной значимостью для определённой группы» [26, С. 35].

Основным маркером интертекстуальности в данной работе служит прецедентный феномен. Как считает Н.В. Иноземцева, понятие прецедентности вполне логично расширить за счет вовлечения в это понятие отдельных лексических единиц, которые являются непосредственно национально-культурными знаками. Такие единицы называются прецедентными именами. Прецедентные тексты вместе с прецедентными именами в совокупности именуются прецедентными языковыми единицами.

Выделяются следующие функции интертекстуальности в художественном тексте:

Введение интертекстуальных взаимоотношений позволяет привнести в другой текст определенную мысль или форму представления мысли, объективированную до существования данного текста как целого.

Связи между текстами создают вертикальный контекст произведения, в связи с чем появляется смысловая многомерность.

Интертекстуализация являет свою текстопорождающую функцию [11].

Существуют различия между понятиями интертекстуальности и прецедентности. Далее мы введем разграничение между ними. Интертекст – это некая существующая информационная реальность, являющаяся результатом деятельности человека. Интертекстуальность – это глубина текста, которая определяется его способностью копить информацию не только вследствие отражения действительности происходящего, но и опосредованно, т.е. извлекая ее из других текстов. Она обнаруживает связь с таким понятием как «семиотическая память культуры» [39]. В.Н. Топоров характеризует интертекстуальность как «диахроническую матрицу», сквозь которую проглядывает другой текст. А.Н. Веселовский описывает такое качество текста как смысловая многомерность [33].

Интертекстуальность является критерием гносеологической и эстетической ценности текста. При отсутствии данного свойства произведение теряет свой шанс войти в науку, литературу и культуру в целом. Таким образом, интертекстуальность, как уже говорилось выше, - один из способов трансляции культурного кода.

Как утверждает Г.А. Завъялова, явление интертекстуальности обнаруживается в процессе взаимодействия с автором или читателем произведения. Интертекстуальность – это отображение и реализация когнитивной базы автора текста, его интертекстуального тезауруса, под которым разумеется совокупность всех элементов, которые говорящий субъект находит «неродными» при восприятии некоторого сообщения или текста и которым он придает статус цитатных при порождении собственных высказываний или текстов. Способность кодировать и декодировать интертекстуальные знаки говорит о наличии интертекстуальной компетенции. Ее реализация зависит от условий коммуникации и типа речевой культуры носителя языка [25].

Ведя речь об интертекстуальности, важно учитывать еще одну творческую личность – реципиента сообщения, т.е. читателя. Восприятие языковых феноменов регулируется прагматическим контекстом, а именно речевой ситуацией, которая содержит высказывание. Говоря о толковании интертекстуальных знаков, мы можем предположить, что существуют два типа прагматических условий восприятия феноменов – текстовые и когнитивно-личностные [25]. Автор, следуя за желанием быть понятым, стремится синтезировать свою мысль в сознании читателей, используя смысловые элементы, которыми владеют обе стороны коммуникативного процесса. Под текстом подразумевается механизм, управляющий процессом понимания. 

А.К. Жолковский в своей работе «Блуждающие сны» отмечает, что интертекстуальность особенно расцвела в наш век – век беспрецедентного преобладания средств коммуникации, знаков, изображений, кодов, соответственно, активизировалось и научное осмысление данных явлений [24].

Исследования М. Бахтина, Ю. Тынянова, Ю. Кристевой, М. Риффатера, К. Тарановского, Г. Блума и их последователей подтверждают глубину выдвинутого тезиса о том, что все тексты состоят из уже существующих текстов, но у каждого своя особая стать. Интерес у исследователя интертекстов двоякий: ему важно распознать саму цитату и ее новую интерпретацию [24].

Что касается цитаты, то она может быть явной или скрытой, верной духу источника или вызывающей полемику. Чаще всего цитируется фрагмент текста, образ, сюжетное положение. Такой «нормальный» тип интертекста располагается между двумя крайними фрагментами. К одной крайности относится отсылка не столько к текстам, сколько к биографии предшественника, другая относится к их структурной организации [24]. 

Согласно Риффатеру каждое новое произведение есть результат преобразования уже существующего. Данное преобразование заключается в том, что текст сначала претерпевает процедуру «развертывания» или «обращения»: знаковая структура одновременно подтверждается и реформируется. И. Смирнов полагает, что творческое взаимодействие с традицией никогда не ограничивается переработкой одного источника, а вовлекает в диалог интертекстов как минимум два «пре-текста» (термин Риффатера) [24].

Суть интертекстуальности заключается в том, что новые акты творчества совершаются на языке, в материале, на фоне и по поводу той литературной традиции, из которой они появляются и которую ставят себе целью обновить.

В коммуникативно-прагматической цепочке «Автор-Текст-Читатель» постоянным звеном является текст, поскольку он обеспечивает сохранность произведения в том виде, в каком оно было завершено. Когнитивная система читателя может меняться с течением времени, и возможен такой момент, когда между кодом автора и кодом читателя не останется ничего общего.

Ю.Н. Караулов ввел в лингвистику такие понятия как прецедентность и прецедентный текст. Он определяет прецедентные тексты следующим образом: «значимые для той или иной личности в познавательном и эмоциональном отношениях, имеющие сверхличностный характер, т.е. хорошо известные и широкому окружению данной личности, включая ее предшественников и современников, и, наконец, такие, обращение к которым возобновляется неоднократно в дискурсе данной языковой личности» [28, С. 47]. Понятие прецедентных феноменов (прецедентное имя, прецедентное высказывание, прецедентная ситуация, прецедентный текст) стало активно использоваться в лингвистике, причем нередко в значении, которое является тождественным интертекстуальности.

Разграничиваются эти понятия следующим образом. Интертекстуальность соотносится с эстетической ценностью и культурной значимостью. Прецедентность связана с тем, что происходит в настоящий момент и актуально в действительности. Нет гарантий, что это будет так же актуально на следующий день. Интертекстуальные знаки существуют в  течение жизни нескольких поколений людей в виде определенного культурного кода, они проверены временем и традицией. 

Существование прецедентных феноменов ограничивается временем их восприятия и толкования. Для них важна «техническая» поддержка, поскольку транслируясь с помощью средств массовой коммуникации, они обеспечивают рецепцию для довольно широкого круга потребителей. Таким образом, интертекстуальность – это транслируемый код культуры как системы ценностей материального и духовного плана, прецедентность относится к явлению жизни, которое имеет неравные шансы стать или не стать объектом культуры.

Что касается интертекстуальных феноменов, то они неоднократно проходят фазу прецедентности. Романы Э.М. Ремарка, входящие в культурный код Германии и России, переживали период прецедентности как минимум дважды: первый раз после свой публикации в 40-е годы двадцатого века в Германии и по всему миру, а затем вторично – уже в России 90-х годов. Это объясняется совпадением экономических ситуаций в послевоенной Германии и «постперестроечной» России. Все это описано с неподражаемой точностью в романе «Черный обелиск». Недавнее путешествие Владимира Познера и Ивана Урганта и полученный в результате этого документальный сериал перевели в прецедентное высказывание название книги Ильфа и Петрова «Одноэтажная Америка», которая была опубликована в 1937 году [34]. 



 Прецедентные феномены



Прецедентные феномены  (далее ПФ) интересны тем, что они принадлежат вербальному уровню, тогда как стоящие за ними представления – концептуальному уровню сознания. Любой прецедентный феномен содержит в себе комплекс лингвистических и феноменологических когнитивных структур [32].

В. В. Красных характеризует данное явление следующим образом:

1) хорошо известные всем представителям национально-лингвокультурного общества («имеющие сверхличностный характер»).

ПФ имеют общий для всех носителей данного ментально-лингвального комплекса, национально-детерминированный и минимизированный инвариант его восприятия.

2) актуальные в когнитивном (познавательном и эмоциональном) плане.

Некое представление о ПФ делает все обращения к ним понятными, прозрачными, коннотативно окрашенными. 

3) обращение к ПФ постоянно возобновляется в речи представителей того или иного национально-лингвокультурного общества.

Говоря об этом, имеется в виду, что повторяемость обращения к тому или иному прецедентному феномену может быть потенциальной, т.е. апелляция к нему может и не быть частотной, но в любом случае она будет понятна собеседнику без дополнительной расшифровки и комментария [31].

Среди вербальных прецедентных феноменов выделяют собственно вербальные (прецедентное имя и прецедентное высказывание) и вербализуемые, то есть стремящиеся к словесной формулировке, к которым относят прецедентный текст и прецедентную ситуацию [32]. 

Статус прецедентных феноменов, по мнению Д. Б. Гудкова, может быть присвоен только таким прецедентам, которые, будучи когнитивно значимыми, имеют вербальное выражение [21], в отличие, например, от широкого понимания прецедентного текста Ю. Н. Карауловым, включающим сюда и несловесные тексты (произведения  музыки и живописи) [28].

Существенными характеристиками данной структуры знания являются, с одной стороны, многосоставность, а с другой – цельность, т. е. возможность вербальной репрезентации какого-либо представления путем апелляции к различного рода прецедентным феноменам, тематически связанным между собой. Так, например, представление о человеке, который рассказывает о себе небылицы и деяния которого невозможны по определению, может быть вербализовано через употребление имени Мюнхгаузен, поскольку имеет блок предсказуемых векторов ассоциаций. Вместе с тем данное имя связано с рядом «подвигов»,совершенных его носителем (вывернул наизнанку волка, вытащил себя за волосы из воды вместе с конем и т. д.), за которыми стоят те же самые ассоциации и которые описаны в том же тексте [32].

Как утверждает В. И. Карасик, «языковое сознание членится на релевантные фрагменты осмысления действительности, которые имеют вербальное выражение и допускают этнокультурное, социокультурное и личностно-культурное измерения» [31]. В связи с этим оказывается возможным выделение нескольких уровней прецедентности и соответствующих каждому уровню типов прецедентов: национально-прецедентных феноменов (известных любому среднему представителю того или иного лингвокультурного сообщества), социумно-прецедентных (известных любому представителю того или иного социума: религиозного, профессионального и т. д.), автопрецедентов (релевантных для данной личности) [14]. Данный ряд получает продолжение выделением еще одного, более глобального уровня – универсально-прецедентных феноменов, известных любому полноценному homo sapiens [14, 31].

Прецедентные феномены рассматриваются современными исследователями в качестве ядерных элементов культурного пространства, способных репрезентировать ментальность народа как плода духовной деятельности носителей национальной культуры разных поколений [32], ибо мы познаем мир так, что культура наша включена в каждый акт познания-опыта [19]. Представляя собой образец когнитивной обработки действительности, имея сущностную связь с фундаментальными ценностными ориентациями соответствующей лингвокультуры, прецедентные феномены активизируют «сведения о мире, значимые для данной культуры» [23]. 

Центром культурного пространства и одновременно «местом» хранения прецедентных феноменов, по мнению большинства исследователей, является когнитивная база – совокупность знаний и представлений, которыми обладают представители того или иного лингвокультурного сообщества [14]. При этом в когнитивной базе прецедентные феномены хранятся в свернутом виде, в виде «национально-детерминированных инвариантов восприятия «культурных предметов» [23], в роли которых выступают художественные тексты и имена их авторов. Когнитивная база является «ядром» всех (индивидуальных и коллективных) когнитивных пространств, служит стержнем, «скрепляющим» их и предопределяющим национальную специфику культурного пространства в целом [31]. В связи с этим Л. И. Гришаева предлагает трактовать прецедентные феномены как культурные скрепы, сцепляющие отдельные культурные пласты и исторические эпохи в единую систему в синхронии и диахронии. Знание прецедентных феноменов в таком случае можно рассматривать как показатель принадлежности к данной культуре, в то время как их незнание, наоборот, служит предпосылкой отторжения от соответствующей культуры [31].

Таким образом, с позиций когнитивной лингвистики и лингвокультурологии прецедентные феномены можно охарактеризовать как единицы, которые требуют осмысления на трех уровнях: языка, сознания и культуры.

Как единицы языка прецедентные феномены:

– имеют словесное выражение;

– в процессе коммуникации не создаются заново, но возобновляются;

– могут видоизменяться (трансформироваться) в пределах сохранения опознаваемости.

Как единицы сознания:

– являются результатом определенных когнитивных операций (редукции, минимизации и др.), особым способом «упакованным» знанием;

– служат средством кодирования и трансформирования информации;

– задают модели обработки, оценки поступающей информации и ее сопоставления с уже имеющейся.

Как единицы культуры:

– характеризуются наполненностью некоторым знанием культурного характера;

– требуют соотнесения с другими текстами как фактами культуры;

– определяют специфику культурного пространства [10].

Многие ученые сходятся во мнении, что прецедентные феномены известны каждому человеку со школьных времен. «Школьная программа формирует весьма существенную, если не основную, часть национального корпуса прецедентных текстов, составляющего один из базовых элементов культурной грамотности» [49, С. 66].

В тексте прецедентные феномены могут выполнять следующие функции: номинативную; персуазивную (авторитетную); людическую (языковая игра); парольную [49]. Последние две функции прецедентных феноменов – людическая и парольная – взаимосвязаны. Отсылка к прецедентному тексту может быть использована в качестве доказательства принадлежности отправителя речи к той же группе (социальной, политической, возрастной и т.д.) адресата. Другими словами, прецедентный феномен может использоваться в тексте для того, чтобы читатель на подсознательном уровне определял автора как «своего, как того, с кем можно играть» [49, С. 68].

 «Прецедентный текст, храня определенный изначальный смысл, обладает способностью, попадая в поле человеческого восприятия, обновлять и приумножать этот смысл» [31, С. 37]. 

Исследователи отмечают, что прецедентный текст обладает способностью обретать новый смысл, когда он попадает в поле человеческого восприятия. Следовательно, прецедентный текст в заголовке может иметь сразу два смысла: пришедший из прецедентного текста, и новый, который закладывает адресат сообщения. 

За каждым прецедентным текстом стоят его создатель и появляющиеся ассоциации, всплывающие в сознании у индивида при очередном употреблении данного текста. Именно поэтому, учитывая гендерную психологию, используются прецедентные тексты, которые благодаря своей «узнаваемости» способны вести игру с читателем и легко втягивать их в словесную игру через понятные им образы. Естественно, что женщинам будут понятны одни образы, а мужчинам -  другие, поскольку и те, и другие, склонны по-разному воспринимать окружающую действительность. 

В созданной Д. Б. Гудковым, И. В. Захаренко, В. В. Красных и Д. В. Багаевой (1997) теории прецедентных феноменов выделяются следующие виды прецедентных феноменов:

Прецедентная ситуация, которая понимается как некая «эталонная» ситуация, связанная с набором определенных коннотаций, дифференциальные признаки которых входят в когнитивную базу; означающим прецедентных ситуаций могут быть прецедентное высказывание или прецедентное имя (например, Ходынка, Смутное время) или «непрецедентный феномен» [32].

Прецедентный текст, который понимается как «законченный и самодостаточный продукт речемыслительной деятельности; сложный знак, сумма значений компонентов которого не равна его смыслу…. К числу прецедентных текстов принадлежат произведения художественной литературы (например, «Евгений Онегин», «Война и мир»), тексты песен, рекламы, анекдотов, политические публицистические тексты и т.д. [32].

Прецедентное  имя, которое понимается как «индивидуальное имя, связанное или с широко известным текстом, как правило, относящимся к прецедентным» (например, Печорин, Теркин), или с прецедентной ситуацией (например, Иван Сусанин); это своего рода сложный знак, при употреблении которого в коммуникации осуществляется апелляция не собственно к денотату (референту), а к набору дифференциальных признаков данного прецедентного имени; может состоять из одного (например, Ломоносов) или более элементов (например, Куликово поле, Летучий голландец), обозначая при этом одно «понятие» [32].

Прецедентное высказывание, которое понимается как «репродуцируемый продукт речемыслительной деятельности»; законченная и самодостаточная единица, которая может быть или не быть предикативной; сложный знак, сумма значений которого не равна его смыслу; последний всегда «шире» простой суммы значений; в когнитивную базу входит само прецедентное высказывание как таковое. К числу прецедентных высказываний принадлежат цитаты из текстов различного характера (например, Не спится, няня! Кто виноват? Что делать? Ждем-с!), а также пословицы (например, Тише едешь – дальше будешь) [32].

Н. С. Бирюкова утверждает: «В соответствии с представленной концепцией прецедентные феномены могут быть прецедентными для отдельного социума (например, для врачей, студентов, православных или пенсионеров), для нации (русских, американцев и т.п.), или быть универсальными, свойственными многим культурам (например, Гамлет, Наполеон)» [8, с. 63]. 





Особенности употребления ПФ



Н.Л. Мусхешвили и Ю.А. Шрейдер отмечают, что в процессе понимания феномена можно рассматривать два случая, т.к. авторы определяют феномен как способность реципиента образовывать новые феномены на базе существующих. В первом случае восприятие полученного феномена оставляет в сознании индивида невербальный след или ведет к преобразованию основных знаний адресата. Сам феномен исчезает в процессе восприятия. Во втором же случае воспринятый феномен остается в сознании адресата, после чего он включается во вновь порождаемые феномены в виде трансформаций или прямых цитат, относясь при этом к предмету рефлексии. Все это формирует концептосферу той или иной культурно-языковой группы [26].

Корпус национальных прецедентных феноменов постоянно меняется под влиянием изменяющихся условий в среде жизненной идеологии нации: старые феномены вытесняются, на смену им появляются новые. Реминисценции, взывающие к прежним ПФ, не воспринимаются в качестве таковых и могут обрести статус прецедентности, тем самым стать основой для новых реминисценций. 

Поскольку значения прецедентных феноменов имеют свойство меняться, то мы хотим отметить, что на протяжении некоторого промежутка времени национально-детерминированные минимизированные представления некоторых прецедентных феноменов изменились. Качества, которыми они обладают сейчас имеют положительную оценку, но в прошлом воспринимались нашими предками негативно и наоборот. Примерами могут служить политические фигуры, повлиявшие на ход истории [15].

Представители разных культур обладают характерными национально-детерминированными представлениями одних и тех же прецедентных феноменов. Различия национальных инвариантов восприятия прецедентных феноменов часто становятся причиной коммуникативных неудач и межкультурных конфликтов. Восприятие одного и того же прецедентного феномена может быть определено различными условиями культурного и исторического развития каждого лингвокультурного сообщества, а представления о них могут отличаться в той или иной степени у представителей разных лингвокультурных сообществ [15].

Изучение культуры носителей того или иного языка направлено на то, чтобы помочь осознать и изучить особенности речеупотребления, различные смысловые коннотации единиц языка и речи. Глубокое знание реалий помогает лучшему и более правильному пониманию явлений и фактов, относящихся к повседневной действительности народов, говорящих на каком-либо конкретном языке. 

Прецедентные феномены – это культурное явление. Они входят в фонд исторической памяти общества. Знание о национальных прецедентных феноменах показывает принадлежность к данной эпохе и ее культуре, тогда как их незнание, наоборот, есть предпосылка отдаленности от культуры или же неполной вовлеченности в нее [19].

В основе любой коммуникации лежит особый код, обоюдное знание реалий, знание предмета коммуникации между ее участниками. В случае незнания реалий может произойти сбой коммуникативных норм. Коммуникативная норма – это осуществление коммуникативной деятельности в соответствии со сложившимися стандартами общения.

Весьма часто разные национально-прецедентные феномены в лингвокультурных сообществах актуализируют одно и то же явление или качество. Гулливер – это человек высокого роста, Шрек – это полный человек, Мэри Поппинс и Фрэкен Бок – няни и воспитательницы.

В каждой национальной литературе имеются авторы, имена персонажей и выражения которых имеют все шансы стать прецедентными. В английской литературе – это Шекспир (прецедентные имена Отелло, Гамлет, Король Лир, Ромео и Джульетта, прецедентное выражение – «Быть или не быть?», а также Диккенс, Фаулз, английские народные сказки и многое другое. 

В период активной глобализации возрастает число универсальных прецедентных феноменов. Именно они становятся обязательным условием получения фоновых знаний, способствующих качественному диалогу культур в процессе межкультурной коммуникации [31]. 











Аллюзия и прецедентные феномены





В настоящее время под прицелом исследования в антропологическом направлении современной лингвистики находится языковая личность, которая способна создавать и воспринимать тексты. Язык изучается в неразрывной связи с человеком, его мышлением, сознанием, духовно-практической деятельностью. К одному из свойств сознания языковой личности относится способность к ассоциированию [46].

Большинство исследователей убеждены, что языковое сознание как сознание коллектива определенного лингво-культурного сообщества доступно наблюдению лишь тогда, когда опосредуется конкретной языковой личностью в ее речевой деятельности [15].

В сложной структуре языковой личности выделяются три уровня: 

вербально-семантический, куда входят грамматические и лексические средства, которые личность применяет при порождении колоссального массива текстов, т.е. в дискурсе данной языковой личности;

когнитивный, основными единицами которого являются понятия, идеи, концепты, складывающиеся у каждой языковой индивидуальности в систематизированную картину мира;

прагматический, который включает в себя коммуникативно-деятельностные потребности личности, мотив, цели и установки, движимые ею [14].

Исследуя процессы порождения высказывания, большее количество вопросов возникает при столкновении с проблемой выбора человеком языковых единиц на прагматическом уровне. Исследователи считают, что процесс отбора слов в значительной степени автоматизирован и обусловлен тем, что в основе любого языка лежат стереотипный характер и ассоциативные связи. Ассоциация – это некая связь между объектами или явлениями, основанная на субъективном опыте личности. Данный опыт может отчасти совпадать с опытом той культуры, в рамках которой пребывает личность, но при этом он может быть и сугубо личным.

Исследователи приходят к выводам, что в нашей памяти слова «записываются» в определенных связях с другими словами. Типы таких связей могут отличаться. Языковая личность обладает знанием о принадлежности слова определенному семантическому полю, о его включенности в описание неких стереотипных ситуаций [46].

В процессе своей жизнедеятельности люди накапливают определенную информацию о самых разных объектах окружающей действит.......................