Юридическая природа и системе уголовно-процессуального принуждения

ОГЛАВЛЕНИЕ

	ВВЕДЕНИЕ	3

	1 ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ О ПОНЯТИИ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ПРИНУЖДЕНИЯ	6

	1.1 Юридическая природа и системе уголовно-процессуального принуждения	6

	1.2 Избрание, применение и исполнение мер уголовно-процессуального принуждения	18

	2 УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНЫЕ ГАРАНТИИ ВОССТАНОВЛЕНИЯ НАРУШЕННЫХ ПРАВ И ОСНОВНЫХ СВОБОД	27

	2.1 Реализация принципа свободы обжалования в отношении итоговых судебных решений	27

	2.2 Свобода оценки доказательств (принцип объективной истины) по положениям Уголовно-процессуального кодекса РФ о презумпции невиновности	35

	2.3 Прокурорский надзор в системе гарантий соблюдения прав и свобод участников уголовного судопроизводства	46

	ЗАКЛЮЧЕНИЕ	56

	СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ	62






ВВЕДЕНИЕ



Что есть свобода? И чем является принуждение? Есть множество определений двум данным понятиям. Как в праве, так и в философии каждый стремится найти свое определение свободы, и свое понятие принуждения. 

Но разве свобода не является состоянием субъекта, в котором определяющим фактором своих действий является он сам.  А принуждение выступает способом ограничений прав, превышенных свободой. Свобода воли и принуждения пронизывает все институты права, и затрагивает почти все области человеческой жизни.  

Актуальность темы обусловлено тем, что свобода воли является одним из фундаментальных вопросов права, противоположностью которой выступает принуждение.  На аксиоме свободы воли строиться современная концепция как общества, так и права. Человек способен как соблюсти закон, так и нарушить его, причем последнее будет также являться свободой, его правом выбора, соблюсти закон либо нарушить его. Именно за ним остается данное право выбора. 

В противоположность данной свободы выступает принуждение. Закон являться той самой границей запрета, по принципу «все что не запрещено законом, является разрешенным». 

На сегодняшний день мы сталкиваемся с проблемой, когда оба эти термина. Когда права человека нарушаться, путем применяя ему санкций, того самого принуждения, затрагивающего его свободу. Можно сказать, что меры процессуального принуждение применяемые к гражданину, намного превышает само нарушение. Данный вывод можно сделать не только из судебной практики. Начиная с 1989 года организация Freedom House ежегодно из трёх возможных вариантов «свободное», «частично свободное» и «несвободное» присуждала России статус «частично свободной» страны. В 2004 году Россия впервые с 1989 года была причислена к категории «несвободных стран». 



Правозащитные организации Human Rights Watch и Amnesty International одновременно обнародовали отчеты, касающиеся нарушения прав человека в России. И одной из причин является именно уголовно-процессуальное принуждение, применяемое к гражданам России, а именно арестов, содержание под стражей и прочих мер.  

Цель исследования заключается в комплексном изучении свободы и принуждения в уголовном процессе, как факторов, так и причин нарушения.

Задачи работы:

-  рассмотреть юридическую природу и систему уголовно-процессуального принуждения;

- выявить избрание, применение и исполнение мер уголовно-процессуального принуждения;

- проанализировать понятие и виды юридической ответственности осужденных к лишению свободы;

- охарактеризовать реализацию принципа свободы обжалования в отношении итоговых судебных решений, не вступивших в законную силу;

- изучить свободу оценки доказательств (принцип объективной истины) по положениям Уголовно-процессуального кодекса РФ о презумпции невиновности;

- анализировать прокурорский надзор в системе гарантий соблюдения прав и свобод участников уголовного судопроизводства.

Объектом исследования являются общественные отношения, складывающиеся при применении мер пресечения.

Предметом исследования являются теоретические положения уголовно-процессуальной науки, посвященные процессуальному принуждению, а также нормы международно-правовых актов, Конституции РФ, УПК РФ, регламентирующие основания и условия применения уголовно-процессуального принуждения, а также гарантии соблюдения при этом прав и свобод человека и гражданина, деятельность органов внутренних дел и прокуратуры, применяющих процессуальное принуждение в стадии предварительного расследования по уголовному делу.

Теоретической основой исследования. Исследованию рассматриваемой темы посвящены  научные труды А.Н. Ахпанова, Б.Т. Безлепкина, Б.Б. Булатова, Г.Н. Ветровой, С.Э. Воронина и Э.И. Воронина, З.Д. Еникеева, С.П. Ефимичева, Н.В. Жогина, 3.3.,Зинатуллина, З.Ф. Ковриги, В.М. Корнукова, Ф.М. Кудина, Ю.Д. Лившица, В.А. Линовского, П.И. Люблинского, В.А. Михайлова, В.В. Николюка, И.Л. Петрухина, В.М. Савицкого, И.С. Самощенко, Ю.И. Стецовского, М.С. Строговича, Н.В. Ткачевой, В.Т. Томина, И.Л. Трунова, Л.К. Труновой, М.Х. Фаркушина, Ф.Н. Фаткуллина, М.А. Чельцова, B.C. Чистяковой, С.А. Шейфера, П.С. Элькинда, П.П. Якимова и многих других ученых. Они и взяты за основу дипломной работы. 

Вместе с тем, проблема свободы и принуждения в уголовном процессе нуждается в дальнейшем исследовании, так как по сей день остается актуальной, и для ее решения необходимы более действенные способы решения. 

Предполагается, что при изучении теоретических исследований, посвящённых проблеме свободы и принуждения в уголовном процессе, а также после детального изучения практики судов и судебной системы в целом, можно говорить о факторах нарушения и причинах возникновения данных нарушений. Из чего можно сделать вывод о возможные способы решения проблемы свободы и принуждения в уголовном процессе. 

Структура работы состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы.




1 ОБЩИЕ ПОЛОЖЕНИЯ О ПОНЯТИИ УГОЛОВНО-ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ПРИНУЖДЕНИЯ

1.1 Юридическая природа и системе уголовно-процессуального принуждения



Важность задач, стоящих перед органами уголовного судопроизводства, требует предоставления им таких средств, использование которых позволило бы адекватно реагировать на нарушения уголовно-процессуального законодательства, а также предупреждать их совершение в будущем. В качестве таких средств выступают меры уголовно-процессуального принуждения, которые, по справедливому замечанию В.М. Корнукова, "призваны обеспечить нормальное осуществление уголовно-процессуальной деятельности, надлежащее выполнение задач уголовного судопроизводства".

В указанном аспекте отчетливо проявляются свойства мер уголовно-процессуального принуждения, раскрывающие их связь с порядком судопроизводства, установленным УПК РФ, и, как следствие, с надлежащим исполнением участниками процессуальных обязанностей. Именно эта связь раскрывает юридическую природу мер процессуального принуждения и обусловливает необходимость и целесообразность их применения в каждом случае возможного или реального неисполнения процессуальных обязанностей. Очевидно, если на участников уголовного судопроизводства возлагаются процессуальные обязанности, то одновременно должны быть предусмотрены меры принуждения, гарантирующие их надлежащее исполнение в превентивном либо пресекательном порядке, а также посредством применения мер ответственности. Следовательно, присутствие мер принуждения в УПК РФ свидетельствует о наличии в правовом статусе участников судопроизводства обеспечиваемых ими процессуальных обязанностей.

Взяв за основу данный тезис, позволим себе не согласиться с Д.А. Саблиным, по мнению которого "пользование правами сопряжено с ответственностью человека". Права субъекта как мера его возможного и свободного поведения не могут быть связаны с наступлением для этого же субъекта неблагоприятных последствий, если, конечно, речь не идет о злоупотреблении правом. Предоставляя права, закон позволяет субъекту самостоятельно определять необходимость и целесообразность их использования в каждом конкретном случае, что полностью исключает какое-либо принудительное воздействие. А это значит, что принуждение допустимо там, где заканчиваются права и начинаются обязанности субъекта.

На наличие связи процессуального принуждения с обязанностями участников неоднократно указывалось в работах В.М. Корнукова, С.А. Шейфера и других ученых, однако действующий закон не воспринял данный подход. Предусматривая в разд. IV УПК РФ меры процессуального принуждения, законодатель при определении процессуальных статусов участников делает акцент на процессуальных правах, при этом игнорируя процессуальные обязанности. Отсутствие последних законодатель пытается компенсировать указаниями, какие действия участники совершать не вправе. Об этом, в частности, говорится в ч. 5 ст. 42, ч. 6 ст. 44, ч. 7 ст. 49, ч. 6 ст. 56, ч. 4 ст. 57 и других статьях УПК РФ, регламентирующих процессуальные статусы. Признать такой подход правильным вряд ли можно. Во-первых, применяется он избирательно в отношении отдельных участников и их действий. Во-вторых, термин "не вправе" означает отсутствие права, а не наличие обязанности, что показывает их различное юридическое значение. В результате у правоприменителя формируется иллюзия отсутствия обязанностей у таких участников, как обвиняемый и подозреваемый, в то время как именно в отношении этих лиц предусмотрен максимальный объем принудительных средств превентивного и пресекательного характера.

Игнорирование законодателем юридической природы процессуального принуждения привело к существованию научных гипотез о применении принуждения в целях обеспечения прав принуждаемого, например, при обязательности участия защитника (ст. 51 УПК РФ) либо обязательном назначении судебных экспертиз (ст. 196 УПК РФ). Действительно, обязательность правовых предписаний следует обеспечивать принудительными мерами. Но это правило предусматривает использование мер принуждения в отношении тех субъектов, на которых распространяется предписание об обязательности и которые уполномочены на его исполнение. Анализ законодательных положений показал, что обязательность предписаний, содержащихся в ст. ст. 51 и 196 УПК РФ, адресована не обвиняемым, подозреваемым, а органам, ведущим производство по уголовному делу. Очевидно, что ни обвиняемый, ни подозреваемый в силу своего процессуального статуса не смогут обеспечить исполнение указанных предписаний, соответственно, говорить о применении к ним какого-либо принудительного воздействия нелогично и неоправданно.

Не менее спорна позиция авторов, допускающих возможность "принудить человека к раскрытию определенных сторон его частной жизни" в ходе производства по уголовному делу. Согласно ст. ст. 23 и 51 Конституции РФ каждый имеет право на тайну частной жизни и при этом он не обязан свидетельствовать против самого себя. Соответственно, принудить человека к предоставлению какой-либо информации личного характера, т.е. заставить его помимо своей воли предоставить определенные сведения, нельзя. Именно поэтому УПК РФ не содержит ни одной меры принуждения, использование которой обеспечивало бы принудительное получение от лица какой-либо информации, в том числе информации о его частной жизни. Более того, в ч. 4 ст. 164 УПК РФ содержится прямой запрет на применение насилия, угроз и иных принудительных мер к участникам при производстве следственных действий. Вместе с тем эта правовая аксиома не запрещает органам расследования в определенных законом случаях применять меры принуждения, ограничивать права участников и получать необходимую информацию, в том числе об их частной жизни. Особенно в тех случаях, когда данные обстоятельства могут быть взаимосвязаны с преступным деянием и, следовательно, входить в предмет доказывания по уголовному делу. Но такое принуждение направлено не на то, чтобы заставить участника "раскрыть определенные стороны его частной жизни", а на то, чтобы предупредить или пресечь его возможное сопротивление органам расследования, которые в рамках предоставленных им полномочий вправе получать любые сведения, относящиеся к предмету доказывания, в том числе информацию о частной жизни граждан.

Итак, раскрывая юридическую природу уголовно-процессуального принуждения, мы исходим из его обусловленности процессуальными обязанностями участников судопроизводства, которые, получив закрепление в действующем законодательстве, формируют модель их должного поведения в уголовном судопроизводстве и определяют вид, объем и содержание возможного и необходимого принудительного воздействия, гарантируя тем самым соблюдение установленного порядка уголовного судопроизводства. При этом каждой части уголовного судопроизводства (досудебной, судебной) соответствует своя совокупность процессуальных обязанностей участников и, следовательно, свой объем и содержание необходимого принудительного воздействия, обеспечивающего их надлежащее исполнение.

Как нам представляется, выявленные факторы, раскрывающие юридическую природу уголовно-процессуального принуждения, должны влиять на формирование научных представлений о понятии и системе данного явления. Насколько эта задача решена, можно судить по результатам, представленным в уголовно-процессуальной науке.

В большинстве научных исследований процессуальное принуждение рассматривается как совокупность способов и средств государственно-принудительного воздействия, регламентированного нормами уголовно-процессуального законодательства, выраженного через систему конкретных мер процессуального принуждения. При этом, отмечая в системе уголовно-процессуального принуждения различные меры принудительного воздействия, ученые так и не пришли к однозначному пониманию принципов их организации.

Учитывая, что в теории права преобладает точка зрения, согласно которой государственное принуждение представлено мерами юридической ответственности, защиты и превентивными мерами, вполне логично применять такую структуру и к уголовно-процессуальному принуждению, как это делают большинство ученых, считая, что "уголовно-процессуальное принуждение, являясь видом государственного принуждения, должно обеспечиваться теми же средствами правового принуждения, что и последнее". В связи с этим И.Л. Петрухин предлагает выделять в системе уголовно-процессуального принуждения такие подгруппы, как процессуальная ответственность, меры защиты правопорядка и превентивные меры. Другие авторы, не изменяя сущностной структуры данной концепции, изменяют наименование "меры защиты", предлагая их называть мерами правовосстановительного характера.

Принципиально не изменился подход и в последние годы. Предложения ученых о выделении в системе уголовно-процессуального принуждения мер процессуальной ответственности, мер процессуальной защиты и превенции либо мер обеспечения нормального хода уголовного процесса и мер уголовно-процессуальной ответственности не содержат концептуальных отличий от рассмотренной выше конструкции.

Вместе с тем применение общетеоретического подхода к уголовно-процессуальному принуждению допустимо лишь при условии, что концепция общей теории государственного принуждения логически обоснована, оправдана и безупречна. Считать таковой в ее современном состоянии, на наш взгляд, затруднительно ввиду отсутствия объективных критериев формирования этой системы. В связи с этим вполне объяснимо существование наряду с общепризнанной концепцией более десятка существенно или незначительно отличающихся друг от друга классификаций мер принуждения, вступающих между собой в научную конкуренцию.

Так, по мнению В.А. Михайлова, меры уголовно-процессуального принуждения классифицируются на пять групп: 

1) меры, направленные на предупреждение и пресечение преступной деятельности обвиняемого, подозреваемого; 

2) меры, обеспечивающие процесс доказывания по уголовному делу; 

3) меры, обеспечивающие процесс расследования, судебного разбирательства и участия в нем обвиняемого; 

4) меры, способствующие обеспечению исполнения приговора; 

5) меры, обеспечивающие возмещение материального ущерба и возможную конфискацию имущества. 

Выделенные группы мер принуждения по своим характеристикам принципиально не отличаются друг от друга. Неслучайно автор, перечисляя меры каждой классификационной группы, вынужден повторяться и неоднократно указывать такие меры, как задержание, привод, меры пресечения и т.д.

Не менее спорна классификация мер уголовно-процессуального принуждения, предложенная О.И. Цоколовой. Критерием группирования мер принуждения, по ее мнению, должен стать признак принудительной изоляции обвиняемого, подозреваемого. По этому критерию она выделяет: 

1) меры принуждения, состоящие в принудительной изоляции подозреваемых и обвиняемых; 

2) меры пресечения, не связанные с изоляцией; 

3) иные меры процессуального принуждения. Основной недостаток этой концепции, на наш взгляд, заключается в том, что автор непроизвольно сузила круг субъектов принуждения до обвиняемого, подозреваемого, в отношении которых может применяться принудительное воздействие, в то время как процессуальное принуждение имеет широкую сферу действия и обеспечивает надлежащее поведение всех участников, вовлеченных в уголовное судопроизводство.

Оригинальная классификация мер уголовно-процессуального принуждения представлена Е.Г. Васильевой. По ее мнению, необходимо различать две группы: 

1) меры обязательного принуждения, в каждом случае применения которых присутствует принуждение (это меры принуждения, содержащиеся в гл. 13, 14 и 15 УПК РФ); 

2) меры возможного принуждения, в которых принуждение заложено лишь потенциально. В последнем случае Е.Г. Васильева рассматривает следственные действия, для которых предусмотрен принудительный порядок осуществления, отобрание соответствующих подписок и предупреждение об ответственности. Будет принуждение реализовано в них или нет, зависит от конкретной процессуальной ситуации.

Особого внимания заслуживает классификация мер процессуального принуждения на основе их нормативного группирования - задержание, меры пресечения и иные меры принуждения (разд. IV УПК РФ). К сожалению, выделить объективные критерии формирования этой системы достаточно сложно. Неслучайно в правоприменительной деятельности наблюдаются либо дефицит принудительных мер, обеспечивающих производство процессуальных и следственных действий, либо излишняя принудительность отдельных процессуальных действий. Тем не менее не все ученые считают представленную в законе систему мер принуждения несовершенной. Например, Б.Б. Булатов, доказывая ее обоснованность, указывает, что разместить в одном разделе максимальное число предусмотренных законом процессуальных средств, обладающих свойством принудительности, невозможно по двум объективным причинам, первая из которых связана с конструктивными, а вторая - с содержательными особенностями мер процессуального принуждения. В первом случае мера принуждения, как считает ученый, выступает частью следственного или процессуального действия и не может быть включена в разд. IV УПК РФ; во втором - мера процессуального принуждения отождествляется законодателем с мерой ответственности или мерой защиты и "представляет иные виды уголовно-процессуального принуждения".

Чтобы понять, насколько обоснованы данные утверждения, необходимо исследовать процессуальное принуждение в соотношении со следственными действиями и ответить на вопрос: являются ли следственные действия мерами процессуального принуждения? В современной процессуальной науке ответ на данный вопрос разделил ученых на две группы: одни отрицают данное обстоятельство ; другая группа ученых включает в систему мер принуждения отдельные следственные действия.

Общепризнано, что институт следственных действий представляет собой значительную часть уголовно-процессуального права, регулирующую основания, условия и порядок реализации полномочий должностного лица при осуществлении доказывания по уголовному делу. Первичными элементами данного института являются нормы, регламентирующие процессуальные отношения между органами расследования, уполномоченными на осуществление производства по уголовному делу, и участниками, вовлеченными в судопроизводство, процессуальный статус которых, с одной стороны, включает обязанность следовать указаниям органа расследования (ч. 4 ст. 21 УПК РФ), а с другой - гарантированные Конституцией РФ права на защиту собственных интересов. Споры о принудительности следственных действий возникают, как правило, в части правоотношений, связанных с исполнением обязанностей, возложенных на участников, например обязанности подвергнуться освидетельствованию или судебной экспертизе, предоставить образцы для сравнительного исследования, исполнить требования следователя при производстве обыска и т.д.

Между тем процессуальная обязанность, хотя и несет в себе определенные обременения для участников судопроизводства, в механизме правового регулирования рассматривается как мера необходимого, должного поведения, не связанная с принудительным воздействием на участника. В большинстве случаев исполнение участниками процессуальных обязанностей осуществляется по указанию должностного лица, ведущего производство по уголовному делу на основе общего положения об обязательности установленного порядка уголовного судопроизводства. При отсутствии законопослушности участников и угрозе неисполнения или ненадлежащего исполнения ими процессуальных обязанностей требование об обязательности порядка гарантируется реальными мерами принуждения, применяемыми к участникам. Поэтому при регламентации любого следственного действия возникает правовая триада: полномочия должностных лиц корреспондируют с процессуальными обязанностями участников, а последние обеспечиваются мерами принудительного исполнения. Как справедливо отметил С.А. Шейфер, "следственное действие, будучи средством обеспечения конечных целей процесса, само нуждается в обеспечении, в специальных мерах, применение которых поможет преодолеть противодействие недобросовестного участника и побудить его к выполнению своих обязанностей". Эти специальные меры и есть меры процессуального принуждения. Как видно, они не составляют содержание следственного действия, а являются внешними по отношению к ним мерами, так как при добросовестном отношении участника к своим обязанностям меры принуждения остаются невостребованными.

Таким образом, уголовно-процессуальное принуждение, обусловленное обязательностью исполнения участниками уголовного судопроизводства возложенных на них процессуальных обязанностей, в том числе при производстве следственных действий, не тождественно последним и не является их частью, а образует самостоятельное правовое явление, изучение которого до сих пор актуально и требует научного осмысления.

Проведенный анализ показывает, что отсутствие единого общепризнанного подхода в определении понятия и системы процессуального принуждения объясняется многоаспектностью его проявления, которое, к сожалению, не учитывается в рассмотренных выше научных концепциях. В результате такой подход привел к логическим ошибкам, выраженным в том, что в качестве одноуровневых звеньев системы процессуального принуждения рассматриваются такие элементы, как воздействие, санкция и меры принуждения, имеющие разную конструктивную принадлежность. В частности, если процессуальное принуждение подвергать анализу на уровне видов воздействия, таких, например, как превентивное или пресекательное принуждение, то наряду с ними должны обозначаться и другие виды и способы воздействия, получившие достаточное обоснование в теории права и уголовно-процессуальной науке, как, например, штрафное (наказательное), восстановительное, физическое, имущественное, психологическое и другое воздействие. Рассмотрение процессуального принуждения в разрезе санкций правовых норм означает, что фокус познания перемещается с теоретического на нормативный уровень, в связи с чем изменяются цели и задачи исследования: принуждение предстает как нормативно-правовое образование, основными элементами которого являются нормы права, и, соответственно, в его системе следует выделять не только санкции, но и другие элементы правовых норм. Рассматривая процессуальное принуждение через призму практической деятельности как совокупность мер принуждения, применяемых органами расследования и судами в уголовном судопроизводстве, в качестве основных элементов этой системы должны быть выделены такие виды мер принуждения, которые в своей совокупности позволят сформировать полное представление об объеме и содержании этого явления.

Выделенные аспекты исследования уголовно-процессуального принуждения раскрывают его с разных сторон, акцентируя внимание на модификациях его формы и содержания и, как следствие, на специфичности объективизации этого объекта на том или ином уровне. На теоретическом уровне процессуальное принуждение предстает в форме научной теории (концепции), объясняющей данный феномен с позиции его социальной значимости и востребованности, изучающей его форму, содержание, структуру и систему, и в итоге выражающей определенное видение этого феномена на соответствующем историческом этапе. На нормативно-правовом уровне процессуальное принуждение выступает в форме правового образования, содержащего определенную совокупность правовых норм, регулирующих вид, объем и порядок принудительного воздействия в уголовном процессе, организованных в строгом соответствии с общими закономерностями механизма правового регулирования и соответствующих логической структуре нормы права. На эмпирическом уровне процессуальное принуждение предстает как совокупность реально применяемых в уголовном судопроизводстве мер принуждения, содержание которых составляют, с одной стороны, действия и (или) решения должностных лиц по применению мер принуждения, а с другой - процессуальные права и обязанности участников, подвергаемых принудительному воздействию.

Таким образом, как объект научного исследования уголовно-процессуальное принуждение многоаспектно и подлежит изучению на трех различных, но взаимно дополняемых и согласованных между собой уровнях:

- как теоретико-правовая конструкция (теоретический уровень);

- как нормативно-правовое образование (правовой уровень);

- как совокупность мер принуждения (эмпирический уровень).

При такой многоаспектности уголовно-процессуального принуждения неизбежна, с одной стороны, специфичность его восприятия для каждого уровня исследования, а с другой - преемственность и взаимообусловленность различных уровней исследования. Очевидно, что чем тщательнее и глубже исследуются предшествующие уровни, тем совершеннее и качественнее следующие. Отсутствие надлежащего теоретического обоснования процессуального принуждения, наличие проблем и противоречий в научных концепциях и взглядах неизбежно влияют на качество норм принуждения и эффективность их применения. И наоборот, чем совершеннее теория принуждения, тем качественнее создаваемые на этой основе нормы права и тем меньше ошибок допускается в их применении органами расследования и судами. Неслучайно в одной из значимых работ по уголовному процессу отмечено, что в становлении и постоянном совершенствовании права существенная роль принадлежит именно уголовно-процессуальной науке.

























1.2 Избрание, применение и исполнение мер уголовно-процессуального принуждения

В теории уголовного процесса достаточно широко и часто при рассмотрении вопросов, связанных с теми или иными аспектами уголовно-процессуального принуждения, употребляется термин "применение мер принуждения". В большинстве случаев указанным понятием подменяют такие процессуальные действия, как "избрание" и "исполнение". Вместе с тем законодатель строго отграничивает процесс избрания меры пресечения от процесса ее применения. Согласно п. 13 ст. 5 УПК РФ избранием меры пресечения является принятие решения уполномоченным должностным лицом или государственным органом. Процесс применения меры пресечения, в соответствии с п. 29 ст. 5 УПК РФ, начинается с момента принятия решения об избрании меры пресечения и осуществляется до ее отмены или изменения. Однако в других положениях уголовно-процессуального закона данные понятия отождествляются (ч. 2, 7 ст. 106, ч. 1, 3 ст. 107, ч. 1, 2 ст. 108 УПК РФ). Следует уточнить, что процессы избрания и применения характерны не только для мер пресечения, но и для иных мер уголовно-процессуального принуждения. В связи с этим представляется целесообразным в ст. 5 УПК РФ расширить определения, приведенные в п. 13 и 29, заменив их понятиями "избрание" и "применение" мер уголовно-процессуального принуждения.

Кроме избрания и применения меры пресечения, в ряде норм законодатель оперирует термином "исполнение". Так, согласно ч. 3 ст. 104 УПК РФ, командованию воинской части разъясняются существо подозрения или обвинения и его обязанности по исполнению данной меры пресечения. В ст. 107 УПК РФ законодатель указывает на исполнение постановления судьи об избрании меры пресечения в виде домашнего ареста. Аналогичные положения закреплены в ст. 108 УПК РФ. Помимо этого, законодатель использует рассматриваемый термин, говоря о месте и условиях исполнения домашнего ареста.

Принимая во внимание подход законодателя относительно избрания и применения мер пресечения, не следует ограничивать использование понятия "исполнение" только указанными мерами принуждения (ст. 104, 107, 108 УПК РФ). Представляется целесообразным говорить об исполнении всех мер уголовно-процессуального принуждения, закрепленных в главах 12 - 14 УПК РФ. Отчасти такая тенденция прослеживается в отдельных положениях закона. Так, в соответствии с ч. 4 ст. 113 УПК РФ постановление дознавателя, следователя, судьи или определение суда о приводе перед его исполнением объявляется лицу, которое подвергается приводу. Согласно ч. 5 ст. 118 УПК РФ при наложении денежного взыскания суд вправе отсрочить или рассрочить исполнение постановления на срок до трех месяцев. Таким образом, законодатель использует термин "исполнение", не проводя четкого разграничения между процессами исполнения и применения мер принуждения, в ряде случаев взаимозаменяя эти понятия. Аналогичный подход прослеживается и в решениях высших судебных инстанций.

Нет единого мнения о соотношении понятий "применение", "избрание" и "исполнение" мер принуждения и среди ученых-процессуалистов. Так, Р.Х. Якупов различает указанные понятия через цели избрания и цели применения меры пресечения. Он считает, что первые должны считаться достигнутыми после выбора конкретной для данной правовой ситуации меры пресечения и ее оформления в установленном порядке, т.е. первые цели знаменуют юридическое начало определенных ограничений, вторые указывают на окончание конкретных ограничений за отпадением в них необходимости. Другой позиции придерживается Л.Н. Трунова, по мнению которой цели избрания меры пресечения и цели применения меры пресечения являются тождественными, как и термины "избрание" и "применение". Не разделяют процесс избрания и применения мер пресечения и другие авторы.

Отдельного внимания заслуживают результаты исследований, проведенных Н.И. Капинусом. Он считает, что стадию применения меры пресечения составляют три этапа: первый - установление фактических оснований для применения меры пресечения, второй - избрание меры пресечения, третий - принятие решения о применении меры пресечения. Четвертый этап правоприменительного процесса, по мнению ученого, составляет исполнение данного процессуального решения, однако он не включает его в стадию применения меры пресечения, поскольку применение меры пресечения уже состоялось.

Высказанные в юридической литературе позиции заслуживают внимания, однако полагаем, что соотношение понятий "избрание", "исполнение" и "применение" мер принуждения должно выглядеть следующим образом. Реализация мер уголовно-процессуального принуждения начинается с процесса избрания. Он состоит из подготовительных действий, к которым можно отнести следственные, процессуальные и иные действия, направленные на подготовку вынесения решения об избрании меры принуждения, возбуждение перед судом соответствующего ходатайства в случае, если мера принуждения избирается по судебному решению. Завершающим элементом избрания меры принуждения является вынесение соответствующего решения. С момента принятия решения об избрании меры принуждения начинается процесс ее применения. Следует четко разграничивать стадии избрания и применения мер уголовно-процессуального принуждения. В этом отношении представляется верной позиция законодателя, изложенная в п. 29 ст. 5 УПК РФ, согласно которой применение меры пресечения осуществляется с момента принятия решения об избрании меры пресечения.

В общей теории права процессы применения и исполнения реализуются в следующем порядке. Если решение образует серединное (а по мнению некоторых авторов, даже начальное) звено управленческого процесса, то применение права завершается, как только вынесено государственно-властное решение. В остальном же идет (продолжается) процесс реализации права: соблюдение и исполнение обязанностей, использование субъективных прав - процесс, в который вплетается исполнение юридического дела. В литературе существует и другая позиция, согласно которой правоприменительный процесс включает в себя стадию исполнения (фактической реализации) правоприменительного решения и контроля за этой деятельностью. Как верно отмечено Ф.М. Кудиным, исполнение принуждения составляет структурный элемент процессуальной формы принудительных средств в уголовном производстве. По мнению ученого, выделение этого элемента из правоприменительного процесса неоправданно.

Специалисты в области материального права придерживаются другого мнения. Они исключают из структуры правоприменительного процесса стадию исполнения в связи с тем, что считают ее отдельным компонентом механизма правореализации. На определенную самостоятельность в рамках исполнения мер принуждения указывает В.А. Михайлов. По его мнению, следует различать исполнение решений о мерах пресечения органом уголовного судопроизводства, который принял решение, и фактическое исполнение решений органами государственного управления, организациями, должностными или частными лицами в соответствии с поручением органа уголовного судопроизводства. В первом случае исполнение решения осуществляется в рамках уголовно-процессуальных отношений. Оно призвано непосредственно реализовать соответствующее процессуальное предписание либо создать условия для реализации решения фактическим исполнителем. Во втором случае исполнение решения производится как в рамках уголовно-процессуальных, так и, возможно, в рамках иных правоотношений. Следует согласиться с высказанной точкой зрения, автор справедливо указал на отличия процессов применения и исполнения мер принуждения в зависимости от субъектов, осуществляющих указанные виды деятельности. В уголовно-процессуальном законодательстве дан исчерпывающий перечень субъектов избрания и применения мер принуждения, а также указаны отдельные субъекты исполнения, однако их привлекается гораздо большее количество. Но это не является единственным признаком исполнения мер принуждения. Возникающие правоотношения регулируются не только положениями УПК РФ, но и нормативными правовыми актами разного уровня, что придает им специфический характер, но при этом не отделяет их .......................