Текстообразующая роль местоимения как части речи на уроках русского языка

2

Содержание

Введение

…………………………………………………………………………. 3

     Глава 1. Местоимение как самостоятельная часть речи: сематическое своеобразие как залог текстообразующей роли в тексте …………………….. 6

1.1 Семантическое своеобразие местоимений первого и второго лица ……..

6

1.2 Сематические и референциальные свойства местоимений третьего лица

и местоимение это ………………………………………………………………… 21

1.3	Личные	местоимения	в	текстообразовании

………………………………. 33

     Глава 2. Текстообразующая роль местоимений: Понятие о тексте и изучение текстообразующей роли местоимений на уроках русского языка

………….. 41

2.1 Понятие о тексте. Основные свойства текста …………………………….

41

2.2 Анализ местоимений в произведениях литературы, их функции и роль

в тексте ……………………………………………………………………………. 45

2.3	Разряды	соотношения	с	другими	частями	речи	как	залог

текстообразующей	функции	местоимений

…………………………………………………………. 53

2.4 Методические рекомендации по преподаванию местоимения в школе

… 55

Заключение

……………………………………………………………………… 70

Список	литературы

……………………………………………………………... 72

3

Введение


Тема нашего дипломного исследования – «Работа с текстом при изучении раздела «Местоимение» в школьном курсе русского языка». Актуальность данной работы состоит в том, что пристальный интерес исследователей к местоимению не увядает и в настоящее время, и

методическая

основа изучения местоимения в средней школе требует, на наш взгляд,

     дальнейшей разработки и совершенствования. А особенно хочется рассмотреть

     текстообразующую роль местоимений. Местоимения занимают особое место

среди всех лексических единиц как в семантическом отношении, так и по

своей

функциональной значимости. Они имеют свое собственное сложно структурированное означаемое, состоящее из компонентов значения, дифференциальных признаков разного характера – собственно

семантических и

прагматически ориентированных. По определению Н. Ю. Шведовой,

     местоименное слово существует как полифункциональная единица, обращенная

одновременно как в область высших абстракций, так и в мир бесчисленных единичных сущностей /Шведова, 1998/. Присущие местоимению семантические признаки характеризуют его роль в языке как
«дейктического

слова» (К. Бругман, К. Бюлер), «подвижного определителя» -«шифтера»

(О.

     Есперсен, Р. Якобсон), «слова, обращенного в знак-указатель» (Г. Рейхенбах),

4

     «актуализатора, функция которого заключается в переводе виртуальных знаков

в актуальные (Ш. Балли). Согласно последнему определению, данному Ш. Балли в рамках предложенной им теории актуализации, главным

свойством

местоименных слов является «отсылка к акту речи».

Объектом исследования непосредственно является роль текста при изучении темы «Местоимение».

Предметом исследования выступает изучение текстообразующей роль местоимения в курсе русского языка в общеобразовательной средней

школе.

Цель исследования - выявить и изучить текстообразующую роль местоимения как части речи на уроках русского языка.

4

В соответствии с поставленной целью выделим основные задачи:

1. Подробно разобрать семантическое своеобразие местоимений первого,

второго и третьего лица;

2. Рассмотреть личные местоимения в текстообразовании;

3. Дать понятие о тексте, назвав все основные функции текста;

4. Из всего вышеперечисленного сделать выводы о текстообразующей роли местоимения.

Методологическую основу исследования составляет системный подход к процессу обучения, психическим способностям личности, при котором

данные

явления рассматриваются как сложно организованный объект, имеющий

многообразные связи с другими объектами.

Теоретической основой исследования явились труды В. В. Виноградова, С. Г. Бархудасова. В. П. Озерской, Л. Тростенцовой, О.Н Селивёрстовой, М.М.Разумовской и многих других ученых.

Методы исследования, используемые в работе – теоретический анализ

5

литературы по методике преподавания русского языка, описательный, сопоставительный, обобщение опыта обучения русскому языку, исследовательский, научное наблюдение.

Научная новизна работы заключается в том, что в ней определены возможности преподавания данной темы в школе, предлагаются

методические

рекомендации.

Теоретическая значимость исследования состоит в том, что нами были изучены теоретические (лингвистические и методические) основы

методики

преподавания	местоимения,	методические	пособия	и	статьи,

проанализированы

программы, учебники, сделаны теоретические выводы, чем внесен

определенный вклад в теорию вопроса.

Практическая значимость данной работы заключается в том, что результаты исследования можно использовать в школьной практике преподавания русского языка.

5

Структура работы включает содержание, введение, две главы, заключение, список использованной литературы.

     Гипотезой исследования является то, что при более подробном изучении местоимения и выявлении его текстообразующей роли, выявляя подробнейшим образом семантику личных местоимений, ученик глубже и осмысленнее понимает, как назначение и функции местоимений, так и строение самого текста.









     Глава 1. Местоимение как самостоятельная часть речи: сематическое своеобразие как залог текстообразующей роли в тексте

6



     1.1 Сематические и референциальные свойства местоимений третьего лица и местоимение это

     Путь к осознанию того, что антропоцентризм языка требует антропоцентрически ориентированной лингвистики, был достаточно долгим и сложным. Одним из первых, кто в системоцентричное описание языка,

     в котором все объяснялось особенностями самой языковой системы, ввел автора и адресата в качестве необходимых компонентов, был французский ученыйЭ. Бенвенист. Примечательно, что одну из частей своего фундаментального труда «Общая лингвистика» онназвал «Человек в языке» [1].

     «Человекоцентризм» («антропоцентризм», «эгоцентризм») системы местоимений отмечается многими исследователями [2]. Идея эта восходит, в частности,к учению о местоимениях В. Гумбольдта [3]. Уместно

заключить, что в работах В. Гумбольдта понятие Я свя-

зывалось с осознанием личности говорящего [4]. Из-менчивость, непостоянство, «субъективную текучесть» значения местоимений отмечал Б. Рассел. Он назвал их «эгоцентрическими словами» [5, с. 97]. Об этом же вслед за своим учителем писал Л. Витгенштейн [6]. Важно отметить, что философская значимость этого понятия и его роль в формировании языка оценивается теперь лингвистами иначе, само представление о том, что местоимение я связано с выражением личности го-ворящего, сохранило свою значимость. Так, Ю.С. Степа-нов [7, с. 165] пишет о том, что «Я – это высшая степень индивидуализации, которая может быть достигнута средствами языка». О.Н. Селиверстова полагает, что ха-рактеристика участника события как индивида, личности

и составляет главное отличие местоимения я от такого выражения, как произносящий данные слова [8].

7

Э. Бенвенист считал, что высказывания, содержа-

щие я, принадлежат прагматическому уровню (или мо-

дусу) языка. Он утверждал, что знак я не принадлежит

языку и каждый раз создается в актах речи. Таким об-

разом, существует множество я, каждое из которых

имеет свою референцию и соответствует «единствен-

ному индивиду, взятому именно в его единственности»

[1, с. 286]. Давая обобщающее определение местоиме-

ния я, Э. Бенвенист писал: «Я не обозначает никакой

лексической сущности» [1, с. 295], т. е., следовательно,

не имеет лексического значения. Вслед за О.Н. Сели-

верстовой в концепции Э. Бенвениста мы не можем

принять положение, в соответствии с которым знак я не

принадлежит языку. Такое утверждение является, оче-

видно, произвольным. Мы не отождествляем также

языковой знак и индивида, на который этот знак указы-

вает. Однако нам представляется чрезвычайно важным

положение Э. Бенвениста о том, что местоимения обра-

зуют знаки особого типа и что функция личных место-

имений заключается не только в указании на роль

в акте речи, но прежде всего в представлении говоря-

щего или слушателя как индивида, взятого в его един-

ственности [1, с. 413].

С другой стороны, личное местоимение 1-го лица я

обозначает человека, произносящего это слово, а во

время разговора так называют себя все собеседники. Слово я как бы перемещается от говорящего к говоря-щему, называя попеременно то одного, то другого. Считать, что значением я является что-то вроде «гово-рящий», неправильно [9].

8

Традиционно местоимения рассматриваются как заме-нители имен. Однако большинство подклассов местоиме-ний имеют индексальную, или дейктическую, функцию

[10]. Дейктический контекст, таким образом, строится вокруг «здесь и сейчас» говорящего, он является в этом отношении эгоцентрическим. Местоимение 1-го лица I (я)

в английском языке обозначает актуального говорящего, то есть того, кто говорит в данный момент. Поскольку роль говорящего – или, говоря в более общих терминах, роль агента локуции – переходит по ходу диалога от одно-го лица к другому, точка отсчета в дейктическом контек-сте постоянно меняется вместе с референцией «я»

и «здесь» [10, с. 321].

Следующий момент, который необходимо отметить,

это то, что Я, выражаемое агентом локуции, является

     Проиллюстрируем теперь отмеченные особенности местоименного значения и характера его соотнесенности с денотативной сферой на примере местоимений 3-го лица, а также местоимения это.

     В настоящее время уже окончательно доказано, что в исследованных в этом плане языках (в частности, в английском и русском) местоимения 3-го лица, по крайней мере, чаще всего не выполняют функцию замены антецедента.

     Опираясь на данное непосредственно понятие, переформулируем его под углом знания той информации, которую местоимения 3-го лица вносят в речи: местоимения 3-го лица показывают, что заполнитель, обозначаемый ими актантной позиции (иными словами, участник события в широком смысле этого слова) тождествен либо денотату именной группы, стоящей в предшествующем или — реже — последующем контексте, либо индивиду, который непосредственно присутствует в ситуации речи (в этом случае на него указывает жест говорящего). Далее мы попытаемся показать, что они задают тот или иной

9

статус характеризации актанта ситуации (представление его именно как индивида (личности), как члена класса и т. д.).

     Эта последняя характеристика, по-видимому, также в большей степени, чем у большинства других местоимений зависит от контекста, но по крайней мере в некоторых условиях она принадлежит значению местоимений 3-го лица

и определяет одно из их отличий от местоимения это. Подчеркнем, что значение местоимений 3-го лица непосредственно не противоречит развиваемому здесь общему пониманию семантики местоимений: они характеризуют актант ситуации как индивид или как класс, но при этом отсылают к контексту или ситуации для идентификации данного индивида или класса:

     (1) Наставник изучал Захара Павловича и мучился: «холуй, наверно; где пальцем надо нажать, он, скотина, кувалдой саданет... (Платонов). Слово он в данном контексте показывает, что имеется в виду индивид, который представлен здесь как личность, и субъект суждения может идентифицировать эту личность;

читатель также получает сведения, позволяющие ему осуществить идентификацию: «он — Захар Павлович».

(2) Что она там делает? (спрашивающий указывает на лицо, находящееся

в поле зрения адресата речи).

(3) Дни поздней осени бранят обыкновенно. Но мне она мила (Пушкин)

Денотат слова, она тождествен денотату именной группы дни поздней осени. В данном случае денотатом является класс, а не индивид. Ср. сходное, хотя и не тождественное употребление местоимения ты в обобщенных высказываниях:

(4) Да спрашивай ты толку у зверей (Крылов).

      Таким образом, тип денотата может изменяться, но информация о денотативном тождестве сохраняется. в семантической структуре местоимений 3-го лица выделяет наряду с рассмотренным значением значение повтора, при котором функция местоимения сводится к замене имени. Денотативное тождество при этом не требуется. Нам непосредственно представляется, однако, что приводимые Е.В. Падучевой примеры не подтверждают наличие этого

10

значения. Некоторые из них не являются нормативными, как показал опрос десяти информантов:

     (5) У Маши дети (уже) взрослые, а у Даши они в детский сад ходят. Все опрошенные отметили.

     Данные примеры типа (5) могут встретиться только в небрежной речи и создают несколько комическое впечатление.

(6) У меня мама на пенсии, а у Нины она работает;

(7) Оля выбросила его подарки, а Ира их оставила.

     Появление предложений типа в небрежной разговорной речи, может быть, свидетельствует о некоторой тенденции к развитию нового значения у местоимений 3-го лица, которая, однако, необязательно реализуется в будущем и во всяком случае пока не реализовалась.

     Приводимые Е.В. Падучевой примеры использования местоимений 3-го лица в особых стилистических условиях, также как нам представляется, не

свидетельствуют о нарушении принципа кореферентности (или «коденотативности»).

     Они скорее говорят о стремлении авторов представить кореферентными те ситуации, которые объективно такими не являются. Это и создает комический эффект:

     (8) Как раз тогда, когда сознание покинуло Степу в Ялте, оно вернулось к Бездомному в Москве (Булгаков).

     Другие примеры, отнесенные Е. В. Падучевой к случаям замены антецедента, как нам представляется, также не нарушают условия кореферентности или — точнее — коденотативности. Рассмотрим некоторые из них:

(9) Кто  избранница  Жана  Маре  и  существует  ли  она  вообще  —

неизвестно. Как и в проанализированном примере К. Доннеллана (денотатом именной группы избранница Жана Маре можно считать конструкт индивида, удовлетворяющий данной дескрипции.

11

     Местоимение она имеет тот же денотат. Таким образом, устанавливается полный параллелизм между первой и второй частью предложения: в первой части ставится вопрос о том, кто соответствует данному конструкту, а во второй
— соответствует ли ему кто-нибудь вообще.

     (10) Правда, в Вентимилье пока нет велосипедной трассы, но уже собираются деньги для ее постройки. Здесь отрицается наличие конкретного индивида, который бы соответствовал конструкту индивида, удовлетворяющего дескрипции велосипедная трасса, местоимение ее относится к тому же денотату,

т.е. в данном случае к конструкту непосредственно члена класса велосипедная трасса.

     В прошлую войну широко применялись танки этого типа. В эту войну они также использовались. Именная группа танки этого типа и местоимение они коденотативны: они обозначают один тип танков. То, что в первой и во второй войне участвовали разные представители этих типов, не нарушает тождество денотата, так как им является тип, а не его конкретные представители. Таким образом, нам представляется, что русские местоимения 3-го лица не выполняют функцию простой замены антецедента.

     Проиллюстрируем признак наличие/отсутствие аспектуализации актанта ситуации (мы включаем в этот признак и информацию о представлении индивида как личности) на примере сопоставления местоимений 3-го лица и местоимения это в биноминативных предложениях.

     Рассмотрим сначала толкование Т.М. Николаевой, которое с некоторыми изменениями будет принято в нашей работе. Николаева выделяет следующие признаки это:

1) глобальная — + тот;

2) представленная перед глазами в некий отрезок времени — + limit, т. е.

не дуративная;

     3) реальная 1-exist. Из трех отмеченных признаков мы остановимся только на первом. Николаева считает, что это относится ко всей ситуации, вводящей в
рассмотрение  предмет,  что  записывается  в  метаязыке  описания  с  помощью

12

местоимения тот. Введение в метаязык описания компонента тот (та и т.д.) представляется чрезвычайно важным.

Мы постулируем в значении это по крайней мере два компонента:

     1) информация об аспектизированном представлении актанта, соответствующем его роли в ситуации, описанной в предшествующем контексте или непосредственно наблюдаемой — ’тот, кто участвовал’, ’тот, кто носил имя’

и т.д.; (эта информация может дополняться сведениями, заключенными в кореферентной именной группе — ‘тот, кто участвовал в событии и был охарактеризован так-то’);

     2) указание на недостаточность этой характеристики и требование ее пополнения через предикат; предикат должен раскрыть дополнительные свойства аспектизированно представленного. Два других признака, как представляется, характерны лишь для некоторых условий употребления это, но не принадлежат его значению. Так, можно сказать: Она должна была взять помощника. Это должен был быть умный и порядочный человек (нет презумпции существования). Отметим также, что мы непосредственно не употребляем для обозначения первого признака термин «глобальный», так как

используем его синонимично выражению «представленный как индивидуальность (личность)» (гл. I, п. 3.1).

     Местоимения же 3-го лица в биноминативных предложениях имеют отрицательное значение признака аспектуализации. Они задают характеристику индивида как индивидуальности и, следовательно, должны употребляться, когда участник события либо достаточно хорошо известен и может быть охарактеризован как личность, либо непосредственно наблюдаем, что также создает возможность для его «глобального» описания, но не обязательно его требует.

     Прежде чем приводить аргументы в пользу предложенного толкования, рассмотрим, как определялось различие данных местоимений в работе Е.В. Падучевой, из которой мы заимствовали многие установленные там закономерности употребления, придав, однако, иную интерпретацию

13

семантическим признакам, определяющим эти закономерности. «Назначение БП

с это — в том, чтобы приписать этому объекту (т.е. объекту, введенному антецедентом — О.С.), взамен прежнего, другой концепт, носителем которого является II компонент БП... Но эта смена концептов возможна благодаря тому,

что это допускает референцию к объекту в отрыве от концепта, связанного с его прошлым наименованием. Отсюда ясно, в чем различие по смыслу между это и местоимениями 3-го лица. Местоимения 3-го лица употребляются в ситуации, когда объект не просто упоминается повторно (как принято считать), а упоминается в презумпции неизменности связанного с ним концепта».

Таким образом, различие между предлагаемыми трактовками заключается

в следующем:

     1) Е.В. Падучева считает определяющим признак наличия/отсутствия отрыва от исходного наименования; в отличие от этого мы придаем значение способу характеризации актанта ситуации, задаваемому непосредственно самим местоимением (аспективизированное/неаспективизированное отображение актанта ситуации);

     2) Е.В. Падучева утверждает, что предикативная характеристика в случае с это меняет исходный признак, положенный в основу наименования; мы же полагаем, что местоимение это указывает на неполноту исходной характеристики и требует ее пополнения через предикат; презумпция неизменности концепта, вводимого антецедентом, не влияет однозначно на выбор местоимения.

     Рассмотрим аргументы в пользу принимаемой точки зрения. Они в основном строятся на данных, содержащихся в работе Е.В. Падучевой о том, что местоимение это дает аспективизированное, а не глобальное представление актанта ситуации говорит «нежелательность» его пояснения через имя собственное, которое в рамках отмеченного контекста скорее воспринимается как знак личности. (1) В это время в комнату вошла Маша. Это (т. е. Маша) была высокая красивая девушка. Ср., напротив: Это (т.е. та, кто вошла и та, которая была названа Машей) была высокая красивая девушка.

14

     Аспективизированность представления, однако, необязательно предполагает смену исходного концепта: В это время министром здравоохранения был Петр Иванович Данилов.

     Это был милый и добрый человек (определение актанта ситуации как того, кто был назван Даниловым и кто был министром здравоохранения, сохраняется).

     О несущественности признака наличия-отсутствия концептуального тождества говорит также употребляемость местоимений 3-го лица в тех контекстах, где происходит смена концептов.

     Комментируя эти предложения, Е.В. Падучева пишет: «В расхождение мнения с действительностью касается не сущностных признаков объекта, а только вторичных его свойств: данная женщина медсестра или врач; а в (б) ошибка в том, что одно лицо принято за другое».

     При этом втором прочтении расхождение во мнениях, как и в (а) касается только признаков объекта: данная вошедшая женщина была медсестрой или врачом. В это время в комнату вошел наш новый врач, а мы почему-то все подумали, что это очередной поклонник Маши (что он очередной поклонник Маши).

     Исходя из принимаемого нами толкования, можно предложить другое объяснение. Это «другое» объяснение в известной степени учитывается и Падучевой, но ему отводится второстепенная роль. Продолжая анализ рассматриваемого примера, она пишет, что отмеченное противопоставление не является минимальным. Оно сопровождается различием в «референциальных свойствах антецедента: «...медсестра означает объект, который занимает устойчивое положение в общем поле зрения участников акта речи; а в (б) — объект, «только что» в него введенный, т. е. новое лицо». Развивая дальше мысль Падучевой, мы бы сказали, что контекст (а) показывает, что говорящий достаточно хорошо знает описываемую женщину, что и создает предпосылку для отображения актанта ситуации как личности, а не только в «ипостаси» субъекта действия жить в нашем дворе. Такое отображение актанта ситуации не противоречит (а), но было бы не вполне логично в (б) и особенно (в).

15

     Актант ситуации в (б) и (в), хотя и не был заранее известен говорящему, присутствует в поле его зрения. Это создает предпосылку для выбора местоимения 3-го лица. Однако общий контекст скорее показывает, что в центре внимания не личность вошедшего, а только его профессиональная принадлежность, что делает более естественной его аспектизированную характеристику — ‘тот, кто вошел’

     Как раз в эту минуту в комнату вбежала молоденькая девушка. Мы все подумали, что она (это) медсестра, и только потом узнали, что она врач.

Весь контекст в большей степени связан с личностью вошедшего.

     Об известном интересе к личности свидетельствует и характер антецедента, описывающий участника события через свойства, не принадлежащие к понятийной сфере «больные/врачи». Это объясняет возможность употребления местоимения 3-го лица. Однако тот факт, что актант ситуации вводится впервые, делает естественным и выбор местоимения это.

     Остановимся теперь на условиях, влияющих на употребление местоимений 3-го лица и местоимения это при антецеденте, выраженном именем собственным или определенными дескрипциями.

     Употребление имени собственного необязательно строится на пресуппозиции известности его референта слушателю. Сведения, имеющиеся у говорящего, могут быть также ограниченными. Вследствие этого денотат имени собственного необязательно должен быть представлен как личность. Он может получить аспектизированную характеристику — ‘тот, кто носит данное имя’, — что и создает предпосылку для употребления местоимения это. Выбор это для обозначения актанта ситуации достаточно хорошо знакомого и говорящему, и слушателю также возможен, но выполняет особую стилистическую функцию. Это создает стилистический эффект нарочитого отстранения от личности актанта ситуации. В данном варианте значения, который непосредственно реализуется обычно при оценочных предикатах, это употребляется, во-первых, при выражении того или иного отрицательного или во всяком случае

16

неуважительного отношения к актанту ситуации, что создает предпосылку для игнорирования его личности:

Геккерн на все способен: это человек без чести и совести. Во-вторых, это

в данном варианте значения используется при описании близкого, хорошо известного говорящему и слушателю лица, для того чтобы, «отстранив» актант ситуации, придать своему суждению о нем объективизированный характер. Ср.:

Во главе предприятия стоит мой дядя, а) Это очень способный и достойный человек; б ) Он очень способный и достойный человек;

     Проведенный опрос восьми информантов показал, что признак отстраненности осознается достаточно отчетливо, о чем, в частности, свидетельствует отрицательная непосредственно оценка тех высказываний, в которых отстраненность от личностного отображения актанта ситуации наименее естественна.

     Е.В. Падучева отмечает неупотребляемость это в предложениях «самомнения», где субъект высказывает мнение о самом себе: И в подтверждение того, что она — Красавка, лошадь медленно повернулась в нашу сторону (а не: это — Красавка).

     Это употребление также согласуется с постулируемым нами различием между это и местоимениями 3-го лица: субъект суждения, высказывая о себе то или иное мнение, не может не воспринимать себя как личность. Употребление это возможно только тогда, когда происходит как бы раздвоение личности субъекта суждения (например, в ситуации, когда он наблюдает свое отражение в зеркале):

Я не мог поверить, что этот (ужасный) человек и есть я.

     В пользу постулируемого различия между это и местоимениями 3-го лица говорит так же зависимость их выбора от соотношения между теми знаниями,

которые возникают в момент непосредственного восприятия актанта ситуации и имевшимися ранее или полученными потом. Если для отождествления актанта ситуации с имевшимся ранее в сознании говорящего образом достаточно «мгновенного» взгляда, то употребляется местоимение это:

17

Мать взглянула на женщину. Это была Самойлова ('Она была Самойлова).

     В условиях «мгновенного» восприятия более естественно охарактеризовать актант ситуации по совершаемому им действию, например, ’тот, кто вошел’. Такая характеристика тем более естественна, что далее референт идентифицируется через уже имеющийся у говорящего образ. Напротив, если актант ситуации достаточно долго находится в «поле зрения» говорящего (или героя повествования), до того, как был идентифицирован с уже хранящимся в памяти образом, создается предпосылка для представления референта через непосредственно сформировавшийся образ, что и приводит к выбору местоимения 3-го лица. Сообщение при этом строится как указание на соотнесенность двух имеющихся образов с одним и тем же референтом. Предложенная интерпретация объясняет употребление местоимения 3-го лица в предложениях типа Она-то и была такая-то.

     Е.В. Падучева также выделяет некоторые случаи, где, по ее мнению, субститутом непосредственно это является тот. Однако она не распространяет возможность такой интерпретации на все условия употребления это в биноминативных предложениях. В частности, перефразировка типа ‘тот, кто’ считается недопустимой при определенной именной группе.

     Мы уже говорили выше, что имена собственные и определенные дескрипции могут создавать аспективизированное представление актанта (‘тот, кто...’), так как характеристика через «уникальный» признак необязательно требует отображения референта как личности, индивидуальности.

     Так, выражение муж моей подруги может в зависимости от контекста представлять референт как — ‘тот, кто является мужем моей подруги'. Рассмотрим следующий пример, приводимый Падучевой.

     Именная группа свой стул здесь не только определенна, но и предполагает, что актант ситуации охарактеризован через набор присущих ему индивидуализирующих признаков. Такое представление денотата не позволяет именной группе быть антецедентом слова это, если принимаемое нами толкование верно.

18

     Однако функция предложения с это в данном контексте другая. Она заключается в том, чтобы подтвердить правильность узнавания или, возможно, указать, что послужило основанием для узнавания. Вследствие этого местоимение здесь скорее выполняет дейктическую функцию.

     Рассмотрим теперь пример, где денотатом именной единицы служит не индивид, а класс:

Чукчи не любят путешествовать. Они домоседы.

     Слово, обозначающее класс объектов в целом, также может по-разному его представлять. Класс может быть охарактеризован через тот набор свойств, который отличает его от других классов.

     Такая характеризация непосредственно вытекает из значения имени. В английском языке в этом случае слово, обозначающее класс, всегда имеет при себе определенный артикль. Класс может быть охарактеризован и через весь «индивидуальный» набор признаков, который связывается с общим образом данного класса. Противопоставленность другим классам здесь необязательна, хотя она может иметь место. Показателем такого употребления в английском языке может служить отсутствие артикля. В примере (17) существительное чукчи представляет субъект по второму из отмеченных способов, приближаясь к имени собственному в его неаспектизированном употреблении.

     Подобный способ отображения денотата, как и в случае имени собственного, препятствует употреблению это. В пользу предложенного толкования говорит следующее: если во второй части примера ввести слово народ, которое способствует акцентированию внимания на отличии чукчей от других народов, употребление это становится возможным.

     Мы не будем рассматривать другие употребления это, выделенные Е.В. Падучевой. Отметим только, что, как нам представляется, они не

противоречат принимаемой нами интерпретации это в его противопоставленности местоимениям 3-го лица, а иногда даже почти однозначно ее подтверждают.

19

     Таким образом, анализ рассмотренных местоимений согласуется с постулируемыми нами общими положениями относительно природы местоименного значения и их референциальных свойств.

     Мы не останавливались еще на одной особенности местоимений, которая, как указывалось, отмечается во многих работах — на отсутствии у них постоянного класса денотации. Подчеркнем, что эта особенность однозначно вытекает из характера местоименного значения. Если местоимения непосредственно требуют только соблюдения уровня характеризации (например, представление актанта ситуации как члена некоторого подкласса внутри заданного класса), но не показывают сами, какому из возможных вариантов в рамках данного уровня должен соответствовать актант ситуации (например, к какому именно подклассу внутри класса должен принадлежать актант ситуации) — они только отсылают к тому элементу контекста или ситуации, который должен внести эту дополнительную информацию, — то естественно, что они не могут иметь постоянного класса денотации: элемент контекста или ситуации, к которому имеет место отсылка, каждый раз будет разным.

20

     Глава 2. Текстообразующая роль местоимений: понятие о тексте и изучение текстообразующей роли местоимений на уроках русского языка


2.1 Понятие о тексте. Основные свойства текста



     Существует огромное разнообразие определений текста, которые претендуют на полноту и объективность. В различных интерпретациях отображаются разные авторские подходы к природе, свойствам и анализу текста.

     Современные справочники приводят несколько значений слова «текст». Словарь Ушакова Д. Н. определяет текст следующим образом: текст – это всякая запечатленная в письменности или в памяти речь, написанные или сказанные кем-нибудь слова, которые можно воспроизвести, повторить в том же виде.

     По определению современного толкового словаря русского языка Ефремовой Т.Ф. текст – это непосредственно осмысленная последовательность словесных знаков, напечатанная или написанная связная речь, которую можно воспроизвести (содержание какого-либо словесного произведения, словесная часть иллюстрированных изданий, слова к музыкальному произведению и т.п.).

     Текст, в интерпретации толкового словаря русского языка Кузнецова С.А., это – слова, предложения в определённой связи и последовательности, образующие какое-л. высказывание, сочинение, литературное произведение, документ и т.п., напечатанные, написанные или запечатлённые в памяти1.
     Словарь Ожегова С.И. дает следующее определение: «текст – это всякая записанная речь (литературное произведение, сочинение, документ, а также часть, отрывок из них). В лингвистике – это внутренне организованная последовательность отрезков письменного произведения или записанной либо звучащей речи, относительно законченной по своему содержанию и строению».










1 Маслов Б.А. Проблемы лингвистического анализа связного текста. – Таллин, 1975, с. 56

21

Л.Н. Мурзин и А.С. Штерн выделяют два основных свойства — связность

и целостность. Можно говорить о том, то эти параметры текста в чем-то противопоставлены, но вместе с тем и предполагают друг друга.

     Именно благодаря этим свойствам текст становится принадлежностью системы языка.

Связность Л.Н. Мурзин и А.С. Штерн раскрывают следующим образом:

два компонента текста связаны друг с другом, если они имеют некоторую общую часть. При ближайшем рассмотрении непосредственно оказывается, что в тексте нет ни одного компонента, который не был бы связан хотя бы еще с одним компонентом. Эти связи могут быть самой различной природы, однако следует учитывать, что связность — это структурное свойство не только текста, но и любой другой единицы языка. В предложении или словосочетании связь между компонентами достаточно очевидна и во многом аналогична связям внутри текста. Даже слово (если оно не состоит из одной морфемы) характеризуется определенной связностью своих компонентов. Так, соединительные гласные в сложных словах аналогичны некоторым средствам сцепления предложений в тексте. Поэтому, компоненты не только текста, но и всех структурных единиц языка имеют как семантическую, так и формальную связь.

     Связность компонентов текста является направленной. Л.Н. Мурзин и А.С. Штерн имеют в виду ретроспекцию и проспекцию текста (по другой терминологии — анафорическую и катафорическую связь). В одних случаях последующие компоненты связываются с предыдущими (ретроспекция, анафорическая связь). В других случаях, наоборот, предыдущие компоненты связываются с последующими (проспекция, катафорическая связь). Эти два вида связности неравноположены. Ретроспективная связь явно преобладает, она составляет некоторую текстовую норму. Напротив, проспективная связь встречается реже, поэтому применяется в специальных случаях. Функция этого приема сводится к предупреждению адресата о том, что далее последует важный по содержанию или какой-то ожидаемый текст. Поэтому проспективное построение текста требует, чтобы предыдущий компонент содержал

22

специальные средства предупреждения типа следующих: «вот что», «вот о чем»

и т. п. Говорящий как бы берет на себя обязательство воспроизвести известный ему текст, который, как он предполагает, неизвестен слушающему: «Я расскажу вам одну историю».

     Целостность, в свою очередь.......................