Параноидно-шизоидная и депрессивная позиции в теории Мелани Кляйн

Федеральное государственное автономное учреждение
высшего образования
«Уральский Федеральный университет
имени первого Президента России Б.Н. Ельцина»

Институт социальных и политических наук
Институт по переподготовке и повышению квалификации
Центр практической психологии и психоанализа
     
     



ИТОГОВАЯ АТТЕСТАЦИОННАЯ РАБОТА
     
     	                 ВЛИЯНИЕ ОБЪЕКТНЫХ ОТНОШЕНИЙ 
     	         НА СПОСОБНОСТЬ КЛИЕНТКИ К СЕПАРАЦИИ
     
     
     
     
     
     
УТВЕРЖДАЮ
Директор Центра
практической психологии и психоанализа
к. филос. н., доцент
_______________Е. А. БАТЮТА
«____» _______  2017 г.       

 
Исполнитель: 
слушатель группы 
О.В. ДЕМЕНЕВА
Научный руководитель:
Я.И. КОРЯКОВ
«____» _______  2017 г.  

     
     
     
     
     
     



Екатеринбург
2017
    Оглавление
    
    

стр.
Введение
3


Глава 1. Теоретические аспекты развития и формирования самости
5


1.1. Нарциссические аспекты личности
5


1.2. Параноидно-шизоидная и депрессивная позиции в теории Мелани Кляйн
10


1.3. Феномены «привязанности» и «расставания» в теории Дж. Боулби
20


1.4. Объектные отношения в теории современного психоанализа
32


Глава 2. Нарушения в развитии самости на примере клинического случая
36


2.1. Личная история
36


2.2. Ключевые моменты в ходе терапии
41


2.3. Анализ клинического случая
47


Заключение
54


Список использованных источников и литературы
57
    
     
     
     
     
     
     
  Введение
   
    Психотерапевт, осуществляющий свою профессиональную деятельность, в рамках признанных парадигм, ставит своей задачей создать такую среду, в которой клиент будет чувствовать смысл собственной жизни, научится находиться в контакте с собственными идеалами, сможет, опираясь на свои способности и возможности, воплощать их в жизнь. Для осуществления этого необходимы способность к поддержанию самооценки, эмпатия, умение выдерживать свои ограничения, чувство юмора, а также креативность.  
    Возможность формирования этих способностей связана с психоаналитическим понятием «самость», внутренней структурой, отражающей психологическую целостность отдельного индивида. В современном мире очень остро стоит проблема формирования зрелой самости. При значительном количестве существующих в современной психоаналитической теории подходов к установлению главных факторов, способствующих формированию и развитию самости наблюдается отсутствие единого подхода, что требует от психоаналитика осуществления в большей степени интуитивного выбора того или иного подхода для реализации в практике. Формирование самости является многофакторным процессом, однако, по мнению большинства психоаналитиков, одним из главных факторов является характер объектных отношений, который преобладал в младенческом периоде.
    Объектом данного исследования является: психоаналитические подходы к проблеме формирования самости; предметом исследования: концепция объектных отношений М. Кляйн, теория привязанности Дж. Боулби и психология самости Х. Кохута в решении клинического случая.
    Цель исследования: изучение динамики изменения состояния клиентки в ситуации нарушенных объектных отношений. 
    Для реализации поставленной цели определены следующие задачи:
1. Проблемно-ориентированный анализ информационных источников по теме исследования.
2. Интеграция психоаналитических подходов к установлению главных факторов, способствующих формированию и развитию самости, в решении конкретного клинического случая.
3. Рассмотрение этапов изменения состояния клиента в психоаналитическом процессе.
4. Обобщение и объяснение полученных результатов в рамках рассмотренных психоаналитических концепций.
     В ходе анализа 28 информационных источников установлено, что степень изученности исследуемой проблемы в части разработки теории достаточно высока, но методология находится в стадии развития. 
     Дипломная работа содержит в себе две части – теоретическую и практическую. В теоретической части исследования рассмотрены факторы, влияющие на формирование самости, описаны различные подходы к процессу становления самости, более подробно раскрыты концепции теории объектных отношений М. Кляйн, теории привязанности Дж. Боулби и психологии самости Х. Кохута; особо отмечены причинно-следственные связи между характером объектных отношений в раннем детстве и уровнем зрелости самости. 
     В практической части исследования рассмотрен клинический случай, являющийся для автора одним из первых, описаны основные этапы и осуществлен анализ.  






1. Теоретические аспекты развития и формирования самости
1.1. Нарциссические аспекты личности 
    Изначально, слово «нарциссизм» берет свое начало из мифа о юноше Нарциссе, полюбившим свое собственное отражение. 
    В современном психоанализе термин «нарциссизм» обозначает нарушение самоценности человека, но, изначально он использовался достаточно широко. Так, в эссе «О нарциссизме» Зигмунд Фрейд использует данный термин для описания стадии психического развития между аутоэротизмом и объектной любовью. Это «первичный нарциссизм», который является нормальной стадией в развитии объектной любви. Для этой стадии характерно то, что аутоэротические сексуальные импульсы, не связанные друг с другом, соединяются в единое целое. Они заполняют Эго человека, делая его самым первым объектом любви. Дальнейшее развитие либидо ведет через «гомосексуальный выбор объекта к гетеросексуальности»1. Не все либидо переносится на объект, некоторая его часть сохраняется в качестве нарциссического катексиса собственного Эго человека. «Нарциссизм – не отклонение, а либидозное дополнение к инстинкту самосохранения, доля которого может быть с полным основанием признана неотъемлемым свойством любого живого существа»2. Кроме первичного нарциссизма существует еще и вторичный нарциссизм. Он возникает посредством обращения нарциссического либидо к точке ранней фиксации и является причиной психического заболевания. Фрейд отмечал, что подобные нарциссические расстройства не поддаются лечению в рамках психоаналитического подхода. 
    Другие психоаналитически ориентированные авторы придерживаются такого подхода, что ребенок изначально рождается со стремлением к привязанности, т.е. к установлению объектных отношений, при этом нарциссическое либидо существует параллельно этому процессу. Так,                 М. Балинт в своих работах отказывается от идеи первичного нарциссизма и приписывает младенцам стремление к привязанности, которое он называет «первичной любовью». При этом, Балинт подчеркивает, что вторичный нарциссизм возникает только в случае переживания ребенком брошенности в силу слишком большого количества фрустраций3.    
    Еще один автор, который внес огромный вклад в разработку теории нарциссизма, – это Хайнц Кохут. В своих книгах «Анализ самости» и «Восстановление самости», Кохут пересматривает первоначальный взгляд на нарциссизм. Кохут отмечает, что нарциссические расстройства можно лечить путем психоанализа. Такие клиенты развивают особый, нарциссический  перенос. Кохут подчеркивает, что объектное и нарциссическое либидо существуют параллельно4. Нарциссизм, по Кохуту, является нормальным здоровым признаком личности, тем, что поддерживает самооценку, которая является функцией здоровой структуры самости.  Нарциссизм способствует поддержанию Я-концепции человека. Детский нарциссизм с развитием не исчезает, а переходит в зрелые формы, такие как творческая деятельность, эмпатия, принятие собственной смерти, способность к юмору и мудрость. Однако, зрелый нарциссизм требует удовлетворения в процессе развития основных нарциссических потребностей – потребности в признании кем-то (отражении собственной грандиозности) и потребности в идеализации кого-то сильного и мудрого, в подобии с кем-то похожим, в поиске идеала. Эти потребности признаны удовлетворять self-объекты. Неадекватный опыт удовлетворения этих потребностей ведет к нарушениям Я-переживаний и различным психопатологиям, в зависимости от степени повреждения «Я».
    Таким образом, самость – это некая внутренняя структура, в основе которой лежат два полюса – полюс грандиозности (полюс грандиозности поддерживает отзеркаливающий self-объект) и полюс идеалов (а полюс идеалов –  идеализирующий self-объект), между которыми существует дуга напряжения. Если эта дуга напряжения работает хорошо и эти полюсы сильны, то у человека создается непрерывность во времени, самоощущение своей идентичности,  связности, цельности. Формирование полюса грандиозности связано с первым годом жизни младенца, а полюса идеалов с завершением подросткового возраста. Самость ребенка остается уязвимой, подверженной влиянию значимых для него лиц вплоть до завершения подросткового возраста. Если взрослый человек испытывает удар по самооценке, то не будет разрушения самости, а актуализируется вторичное нарциссическое расстройство, которое будет проявляться в напряжении данной структуры. Если происходят срывы в функционировании отзеркаливающего и идеализирующего self-объектов, то развиваются дефекты по соответствующему полюсу самости. Кохут описывает переход от архаической самости, которая представляет собой патологическое проявление ядерных сочетаний самости – нормальных для раннего этапа развития у взрослого человека, к зрелой структуре самости. Задача психоанализа как раз и заключается в том, чтобы трансформировать архаическую самость в зрелую, путем выполнения функций соответствующих self-объектов с дальнейшей их интернализацией клиентом. 
    Кохут в своих работах5описывает механизм формирования полюса идеала. В достаточно хороших обстоятельствах, ребенок начинает испытывать постепенное разочарование в идеализированном объекте. Это происходит за счет оптимальной фрустрации, т.е. такого уровня фрустрации, которую может выдержать ребенок в силу своего психофизического развития (определенный возраст ребенка, уровень развития памяти, мышления, когнитивных структур, двигательных функций). Если фрустрация была травматической, т.е. чрезмерной, то это ведет к сохранению архаической структуры и к постоянному поиску в зрелой жизни self-объектов. Постепенная череда умеренных фрустраций, когда ребенок начинает разочаровываться в различных качествах родителя позволяет ему сначала разрушать архаичный образ родителя, а затем интернализовывать заново более реалистичный образ родителя, который становится основой формирования реалистичной функции поддержания собственных идеалов.  Важным критерием такой преобразующей интернализации является деперсонализация образа объекта, т.е. когда важна не личность с ее особенностями, а функции, которые она выполняет; происходит присвоение этих функций в собственной психической структуре, которое проявляется в том, что ребенок или взрослый начинает для себя делать сам то, что делал для него self-объект, и у него это получается. Это оптимальный вариант, когда нарциссическим катексисом инвестирован полюс идеала, тогда мы имеем человека, идеалы которого деперсонализированы, но он их ценит, он к ним стремится. Такой человек находится в контакте с собственными идеалами, он чувствует смысл собственной жизни, он знает, чего он хочет и знает, как этого добиться. 
    Полюс грандиозности проходит также через этапы разочарования в отзеркаливающем объекте, в последующем интернализуя реалистичный образ родителя. Полюс грандиозности обеспечивает формирование самооценки, направленной на то, как человек умеет себя поддерживать в неудачах, преодолевать трудности, адекватно оценивать свои возможности и ограничения. Кохут выделяет 5 функций зрелой самости – способность к творчеству (креативность), способность к поддержанию самооценки, способность к эмпатии, способность выдерживать свои ограничения и способность к чувству юмора. Также, Кохут описывает стадии развития самости, такие как виртуальная самость, ядерная самость, связная самость и зрелая самость6. 
    Кроме Кохута, проблему нарциссизма в своих работах очень подробно освещает Отто Кернберг. Кернберг выделяет следующие формы нарциссизма: нормальный взрослый, нормальный инфантильный и патологический нарциссизм7. Фиксация или регрессия к нормальному инфантильному нарциссизму – неотъемлемая черта любой патологии характера. Для таких состояний характерны нормальная, хотя и в огромной степени инфантильная структура «Я» и нормальный интернализованный мир объектных отношений. Нормальный взрослый нарциссизм существует тогда, когда самоуважение регулируется с помощью нормальной структуры «Я», связанной с интегрированными объект-репрезентациями, с помощью интегрированного, деперсонализированного Супер-Эго и присутствие в жизни человека стабильных объектных отношений и стабильной системы ценностей. 
    При патологическом нарциссизме характерна ненормальная структура «Я».  Кернберг выделяет легкую степень нарушенности (пример легкой степени нарушенности был приведен еще Фрейдом в качестве иллюстрации к понятию “нарциссический объектный выбор”). В этом случае «Я» пациента патологическим образом идентифицируется с объектом, а репрезентация инфантильного «Я» пациента проецируется на этот объект. Таким образом создаются либидинальные взаимоотношения, в которых «Я» и объект обменялись своими функциями8. Это часто встречается в случаях мужского и женского гомосексуализма. Кернберг выделяет также среднюю степень нарушенности, которая подразумевает наличие у пациента патологического грандиозного «Я»; тяжелую степень нарушенности, при которой наряду с патологическим грандиозным «Я» присутствуют явные признаки пограничной патологии, например, недостаток контроля над импульсами, плохая переносимость тревоги, серьезные нарушения способности сублимировать и склонность к вспышкам гнева, хроническая злость, или же тяжелые параноидные искажения. Кроме этого, Кернберг выделяет особый вид нарушений – злокачественный нарциссизм, при котором психоаналитик сталкивается с таким типом нарциссической личности как «ложная» нарциссическая личность – категория, отличающаяся от обычного типа «ложной» личности (подобной хамелеону, постоянно переключающейся с одного на другое, с ее ложной гиперэмоциональностью и псевдоадаптацией). Кернберг подчеркивает, что при прогнозе лечения нарциссической личности, большое значение имеет процесс интеграции агрессии и защит от нее, а также степень выраженности антисоциальных тенденций9.  
    Таким образом, можно утверждать, что нарциссические аспекты личности являются тем фундаментом, которые позволяют человеку поддерживать адекватный уровень своей самооценки, определять и достигать поставленные цели. Однако, нарушение привязанности в раннем возрасте, брошенность ребенка ведут к тому, что самость, основанная на удовлетворении нарциссических потребностей, может быть травмирована, что приводит к негативным и сложно поддающимся коррекции  последствиям в будущем. 
          
1.2. Параноидно-шизоидная и депрессивная позиции в концепции Мелани Кляйн 
    Для описания характера объектных отношений, которые формируются у ребенка в первые годы жизни и успешность формирования которых влияет на всю дальнейшую жизнь человека, Мелани Кляйн сформулировала концепцию параноидно-шизоидной и депрессивной позиций. 
    С целью формирования данной концепции Кляйн обратилась к раннедетским фантазиям, в которых особое место она отводила агрессии, влечению к смерти, проективным и идентификационным процессам, происходящим между младенцем и матерью. Согласно этой теории, отношения между матерью и ребенком с самого начала осложняются тем, что младенца одолевают многочисленные агрессивно-деструктивные фантазии, с которыми он может справиться только с помощью важных процессов расщепления. Они характеризуются, например, тем, что младенец в своей фантазии считает мать, удовлетворяющую его потребности, «хорошей» матерью, а мать, отказывающую ему и устанавливающую границы, напротив, «плохой» матерью;  младенец пока не в состоянии интегрировать эти образы матери10. Эту стадию Кляйн описывает как параноидно-шизоидную позицию. В основе параноидно-шизоидной позиции лежит персекуторная тревога, которая проявляется в страхе преследования и боязни враждебного отношения со стороны окружающих. 
     При разработке концепции параноидно-шизоидной позиции, Кляйн опиралась на идеи Рональда Фэйрберна. Кляйн описала характеристики параноидно-шизоидной позиции. Находясь на данной позиции, раннее Эго младенца характеризуется значительной нехваткой связности и чередованием тенденции к интеграции с тенденцией к дезинтеграции. Эго в этот период борется за сохранение своей интегрированности, преодолевая переживание им объектов, угрожающих аннигиляцией, т.е. Эго сталкивается с ранней тревогой или по-другому «страхом аннигиляции» или страхом смерти. Такая тревога принимает «форму страха преследования», «переживается как страх перед неконтролируемым подавляющим объектом», «как тревога разрушения изнутри». Такая ранняя тревога, по мнению Кляйн, лежит в основе всех остальных тревог. Параноидно-шизоидная позиция характеризуется примитивными интроекциями, направленными на интроекцию хорошего и любимого объекта с целью создания внутреннего «хорошего» объекта, который становится средоточием хрупкого Эго, вокруг которого оно может интегрироваться. «Первый внутренний хороший объект действует как центральная точка Эго. Он противодействует процессу расщепления и рассеивания, способствует связности и интеграции и служит инструментом построения Эго»11. Чередующиеся состояния интеграции и дезинтеграции связаны с появлением и исчезновением внешнего «хорошего» объекта. Состояния фрустрации развиваются, сопровождаясь утратой интроецированного «хорошего» объекта, и смягчаются только тогда, когда младенец вновь располагает внешним «хорошим» объектом для продолжения интроекции. С самого детства младенцу необходим объект, который способен удерживать или контейнировать его переживания. Интроекция «хорошего» объекта на данной стадии осуществляется с определенной долей всемогущества, т.е. в фантазии происходит разрушение границы между Эго и внутренним объектом, и Эго завладевает объектом просто как частью самости, как бы поглощает его, вбирает в себя. На данной позиции, часто, Эго неспособно к полноценной интроекции и идентификации, поскольку ослаблено расщеплением, из-за чего внутренние объекты оказываются не ассимилированными или частично ассимилированными. Кроме того, фантазии инкорпорации могут сопровождаться значительной агрессией и приводить к тому, что внутри не остается никакого неповрежденного объекта. Таким образом, интроекция на этом этапе может существенно нарушаться. Для  защиты от персекуторной тревоги младенец использует такие примитивные защитные механизмы как проекция, интроекция, расщепление, идеализация, отрицание, проективная идентификация12. Более всего Кляйн интересовал механизм проективной идентификации. 
     Кляйн определила механизм проективной идентификации как прообраз агрессивных объектных отношений в виде анальной атаки на объект посредством насильственного внедрения в него частей Эго. Кляйн пишет:  «Вместе с этими вредоносными экскрементами, исторгнутыми в ненависти, на мать, или, я скорее сказала бы, внутрь матери, также проецируются отщепленные части Эго. Предназначение этих экскрементов и плохих частей самости – не только повреждать, но также контролировать объект и овладевать им. Поскольку мать становится вместилищем плохих частей самости, она не ощущается как отдельная индивидуальность, но как сама эта плохая самость… Это приводит к особой форме идентификации, которая устанавливает прототип агрессивного поведения»13. Развивая идеи Кляйн, Г. Розенфельд  составил список фантазий, относящихся к проективной идентификации. Вот, некоторые из них: всемогущее вторжение, ведущее к слиянию или спутанности с объектом, конкретная фантазия пассивной жизни внутри объекта (паразитизм), вера в единство переживаний с объектом (симбиоз), инверсия отношений ребенок – родитель, идентификация с плохими качествами объекта в нарциссических целях. 
     Уилфред Бион, опираясь на идеи Кляйн, в своих исследованиях начинает различать нормальную и патологическую формы проективной идентификации. Проективная идентификация приводит к объектным отношениям нарциссического типа, подобным тем, что были описаны Фрейдом в его работе «Одно детское воспоминание Леонардо да Винчи»14. При наиболее явной форме проективной идентификации часть самости отщепляется и проецируется в объект, приписывается объекту, а тот факт, что она принадлежит самости, отрицается. Возникающие в результате объектные отношения устанавливаются не с человеком, воспринимаемым как отдельная личность, а с самостью, спроецированной в другого, – при том, что к ней относятся как к другому человеку. Розенфельд в своих ранних работах по психопатологии нарциссизма предполагает, что механизмом, посредством которого отдельность отрицается, является проективная идентификация. «В нарциссических объектных отношениях защиты от всякого признания раздельности самости и объекта играют доминирующую роль. Осознание отдельности приводит к чувству зависимости от объекта и таким образом к тревоге. Зависимость от объекта предполагает любовь к нему и признание его ценности, что приводит к агрессии, тревоге и боли вследствие неизбежных фрустраций и их последствий. Кроме того, зависимость возбуждает зависть, когда распознается «хорошесть» объекта. Поэтому всемогущие нарциссические объектные отношения устраняют как агрессивные чувства, причиняемые фрустрацией, так и всякое осознание зависти. Когда младенец всемогущим образом обладает материнской грудью, грудь не может его фрустрировать или вызвать зависть. Зависть особенно невыносима для младенца и усиливает трудности в переживании зависимости и фрустрации»15.   
     Кляйн также говорит о том, что в проективной идентификации большое значение имеет действие зависти. Понятие «зависть» Кляйн вводит при рассмотрении параноидно-шизоидной позиции. Зависть – это нападение на «хороший» объект с целью его поглощения. Зависть, по своему происхождению, является врожденной и она с самого начала требует функционирования механизма расщепления в качестве исходной защиты. У пациентов, у которых можно наблюдать зависть, присутствует следующая фантазия: «вхождение в «хороший» объект и его порча», эта фантазия есть выражение инстинкта смерти у младенца.  Таким образом, первичная зависть по Кляйн, обладает такими чертами как врожденность и агрессивность – происходит нападение на «хороший» объект именно за его «хорошесть», такое нападение ведет к тому, что понимание отделенности от «хорошего» объекта, возбуждающего зависть, оказывается невыносимым. 
     Когда младенец, благодаря психическому созреванию, становится способным отказаться от процессов расщепления, перейдя на депрессивную позицию, и интегрировать образы «хорошей» и «плохой» матери в единый образ матери, он может уже отделяться он нее и становиться более независимым. В основе депрессивной позиции лежит фантазия о том, что ненависть причиняет реальный вред любимому человеку (на этой позиции происходит слияние ненависти и любви к объекту), эта фантазия способствует тому, что младенец погружается в состояние, которое называется «страх утраты любимого». Так, Кляйн отмечает, что «процессы, которые впоследствии проявляются как «утрата любимого объекта», определены чувством субъекта, что он не смог сберечь свой «хороший», интернализованный объект, т.е. не смог стать его обладателем», возникает чувство вины, связанное со страхом за выживание объекта любви и страхом за себя без поддерживающей матери». Депрессивная тревога является важным элементом зрелых взаимоотношений, источником благородных и альтруистических чувств, поддерживающих благополучие объекта. На депрессивной позиции мобилизуются усилия, направленные на укрепление отношений с поврежденным целостным объектом (акт репарации). На депрессивной позиции появляется способность к благодарности в противовес к зависти, которая превалирует на параноидно-шизоидной позиции. Благодарность – это особое чувство к объекту. «Если наслаждение от кормления не нарушается и в таком виде переживается часто, то происходит достаточно прочная интроекция «хорошей» матери. Полное удовлетворение от груди означает, что младенец чувствует: он получил от своего объекта исключительный дар, который хотел бы сохранить. Это и составляет основу благодарности»16. Депрессивная позиция характеризуется тем, что хороший объект заменяется в психике ребенка на более реальный объект. Такое новое отношение к матери, когда «хороший» объект как бы «загрязняется» враждебностью, поврежденностью является основой депрессивной позиции и порождает различные болезненные фантазии: мать может быть воспринята, как та, кто потерял свою «хорошесть», загрязнена «плохостью» или же подверглась вредоносному воздействию и т.п. Все эти фантазии приводят к ответственности и сильному чувству печали, поскольку, как было отмечено выше, младенец должен бороться с параноидным чувством ненависти к собственной матери, поскольку тот объект, на кого он направляет свою ненависть, одновременно является и «хорошей», любимой мамой. С переходом на данную позицию, у младенца возникает способность любить, поскольку забота и печаль направлены на теперь уже целостный объект, а не только на те функции, которые объект выполняет в отношении удовлетворения желаний младенца. На данной позиции ведущим становится незащищенность внутреннего «хорошего» объекта. Ощущение младенцем «хорошего» внутреннего объекта является основой самоуважения, на котором основывается уверенность в себе и психологическая устойчивость. Потеря внутреннего «хорошего» объекта вызывает у младенца скорбь и печаль, при потере близкого человека уже во взрослом состоянии манифестируется этот же процесс. 
     В своих исследованиях Кляйн продолжает открытия Зигмунда Фрейда и Карла Абрахама, касающиеся переживания скорби и меланхолии и ее центральной роли, которую она играет в развитии и опыте человека при утрате близкого человека. Так, Фрейд писал: «Проверка реальностью показала, что любимого объекта больше не существует, и теперь требуется отвлечь все либидо от связей с этим объектом. По каждому отдельному воспоминанию и по каждой ситуации ожидания, свидетельствующим о том, что либидо привязано к утраченному объекту, реальность выносит свой вердикт: объект больше не существует, а Эго, словно поставленное перед вопросом, хочет ли оно разделить эту участь, благодаря сумме нарциссических удовлетворений решает «остаться в живых» и расторгнуть свою связь с пропавшим объектом»17.   Фрейд выявил связь между скорбью – утратой внешнего объекта и меланхолией, при которой вследствие амбивалентности устанавливается анормальное и преследующее отношение к «внутреннему» объекту. Абрахам говорил о том, что скорбь и меланхолия являются частью одного и того же феномена. Кляйн считает, что при меланхолии более выражена тенденция ненавидеть, а в скорби – больше любить, чем ненавидеть. Младенец постоянно вынужден совершать работу скорби. Депрессивная позиция заключается в переживании скорби,  и эта «ранняя скорбь возобновляется всякий раз, когда в дальнейшей жизни человек переживает горе». Кляйн отмечает, что в ходе проживания скорби, скорбящий интроецирует утраченного реального человека и идентифицируется с ним18. Выход из состояния скорби как раз связан с тем, что скорбящий «не только помещает в себя (вновь инкорпорирует) человека, которого он утратил, но также заново восстанавливает «хорошие» объекты, в конечном счете, любимых родителей. В дальнейшем, Л. Гринберг добавляет, что скорбь об утрате любимого объекта должна включать в себя скорбь о части самости, связанной и утраченной вместе с этим объектом. 
     На депрессивной позиции, как было отмечено выше, актуализируется как депрессивная тревога, связанная с чувством вины, так и персекуторная тревога. Одна из причин неудачи прохождения депрессивной позиции связана с тем, что младенец оказывается «неспособным преодолеть свой параноидный ужас перед интернализованными преследователями». Для того чтобы справиться с такой смешанной тревогой, младенец использует следующие психологические защиты – это параноидные и маниакальные защиты. При использовании  параноидной защиты происходит отступление от депрессивной позиции к более прямолинейным параноидным формам отношений, при которых происходит произвольное расщепление объекта на «хороший» и «плохой», что способствует отделению младенца от депрессивной тревоги. Основную роль в маниакальной защите играет всемогущее представление, что данные объектные отношения не слишком важны. Любимый объект, который ощущается мертвым или поврежденным, внутри или снаружи, не имеет большого значения для Эго. Эго может нормально существовать без всякой зависимости от кого-либо. Маниакальная защита, в целом, направлена на отрицание психической реальности и вместе с тем значимых «хороших» объектов. Кляйн подчеркивает, что маниакальная защита является защитой не только от депрессивных чувств, но также и от параноидных. «При мании Эго стремится укрыться не только от меланхолии, но также и от параноидного состояния, с которым оно не в состоянии справиться»19. Также, младенец может активно использовать обсессивные защиты, которые представляют собой повторяющиеся мысли,  посвященные акту контроля (что является смещением тревоги по поводу контроля над внутренним состоянием, импульсом или эмоцией), который ритуальным образом стремится обратить импульс разрушения. Кроме защитных механизмов, цель которых состоит в уклонении от тревоги, существует еще и акт репарации20. Репарация – это терпимость к утрате и чувству вины, это чувство ответственности и в то же самое время – ощущение, что утрачено не все. Кляйн утверждает, что способность к репарации порождает надежду. В норме чувство вины порождает заботу. Как пишет Кляйн, забота – это нечто большее, чем просто потребность ребенка обеспечить свое выживание посредством сохранения матери, которая будет его поддерживать и заботиться о нем. Кроме заботы, способность к репарации порождает наряду с заботой об объекте и тоску по нему, которая может привести к самопожертвованию. По мнению Кляйн, депрессивная позиция запускает реализацию потенциала развития, поскольку основана на возникающем распознавании реальности объектов, что ведет к большему различению внутренней реальности, самопознанию и самопониманию, формируется адекватная самооценка. Способность заботиться, которая стимулируется депрессивной тревогой, вызывает стремление к установлению социального и межличностного контакта с другими реальными людьми.    
     Критический момент в депрессивной позиции наступает при необходимости ослабить контроль над объектом, это означает, что младенец вынужден столкнуться со своей неспособностью защитить объект. В его психической реальности присутствует осознание внутренней катастрофы, вызванной его садизмом, а также понимание того, что его любви и репарационных возможностей недостаточно для того, чтобы уберечь его объект, которому следует позволить умереть, хотя это и принесет опустошенность, отчаяние и вину. Таким образом, в депрессивной позиции можно выделить внутренние градации, такие как фазу страха утраты объекта, которая характеризуется страхом и отрицанием утраты, и фазу переживания утраты объекта, на данной фазе утрата признается и уже проделывается работа скорби21. На первой фазе депрессивной позиции младенец пытается отрицать утрату, стремясь к обладанию объектом и его сохранению, и одним из способов сделать это является идентификация с объектом. Младенец отказывается от всех интересов, за исключением тех, что связаны с утраченным человеком, и такое сужение внимания служит задаче отрицания раздельности и доказательства того, что судьбы младенца и объекта неразрывно переплетены. В результате идентификации с объектом младенец верит в то, что, если умрет объект, ему придется умереть вместе с ним, и, наоборот, если младенцу надлежит выжить, то и реальность утраты объекта должна отрицаться. Данная ситуация является парадоксальной, поскольку младенец так или иначе вынужден позволить объекту уйти, при этом будучи уверенным, что он сам не переживет эту утрату. Работа скорби включает в себя столкновение с этим парадоксом и связанным с ним отчаянием. Если он проработан успешно, это приводит к достижению раздельности самости и объекта, поскольку именно в процессе скорби проективная идентификация обращается и части самости, ранее приписываемые объекту, возвращаются в Эго. Так развивается более реалистичное видение объекта, уже не искаженное проекциями самости, и Эго обогащается теми вновь обретенными частями самости, которые ранее им не признавались. Если скорбь проработана, человек начинает более четко воспринимать отдельность самости и объекта и распознавать, что принадлежит самости, а что – объекту. При достижении такой раздельности начинают  развиваться и другие аспекты психического функционирования, например, такие как мышление и символизация. Все то, что относится к скорби, справедливо и для переживания сепарации, которая на примитивном уровне ощущается как утрата22.  
     Таким образом, в процессе рассмотрения понятий параноидно-шизоидной и депрессивной позиций установлено, что в основе параноидно-шизоидной позиции лежит персекуторная тревога, а в основе депрессивной позиции – депрессивная тревога. Удачное прохождение параноидно-шизоидной позиции, дает возможность младенцу развивать процесс мышления, уходя от конкретного мышления, и способствует становлению процесса символизации;  в противном случае, проективная идентификация, лежащая в основе данной позиции, может привести к формированию конкретного мышления и путанице между символом и символизируемым, что будет приводить к росту тревоги и ригидности и вести к развитию психопатологии. Успешное же прохождение депрессивной позиции ведет к формированию у младенца ответственного и заботливого отношения к другим, способности переживать утраты, формированию истинной привязанности к другому, а также включению в социальные отношения. Подробно рассмотрен механизм проективной идентификации, который может быть как патологичным и приводить к истощению Эго и искажению объекта, которому атрибутируются отрицаемые и отщепленные части самости; так и нормальным, механизмом, благодаря которому возможна любая эмпатическая коммуникация. Особо отмечено, что для нормального психического функционирования важно уметь использовать механизм проективной идентификации гибким и обратимым образом для того, чтобы возвращать себе те части самости, которые были утрачены при проективной идентификации. 

1.3. Феномены «привязанности» и «расставания» в теории Дж. Боулби 
     Феномен привязанности и связанный с ним процесс расставания, представлен в различных психотерапевтических направлениях, таких как психодинамический подход, когнитивно-поведенческий и системный. Рассмотрим подробнее подходы, представленные в рамках психодинамической модели психотерапии.                                                                       
     Первым, кто обратил внимание на феномен привязанности, в рамках психоаналитического подхода, был Зигмунд Фрейд, который объясняет возникновение привязанности .......................