Образ учителя в творчестве Д.И. Фонвизина.

1. Образ учителя в творчестве Д.И. Фонвизина

1.1 Тема воспитания в раннем «Недоросле»

Художественный мир драматургии Фонвизина выстраивается под влиянием идеи о приоритетности воспитания. Комедии «Бригадир» (1769), «Недоросль» (1781), незаконченные комедии «Добрый наставник» (1783-84) и «Выбор гувернера» (1790-1792)	- произведения, объединенные одним
семантическим центром - темой воспитания, учитель является неотъемлемым образом в системе персонажей. В названиях комедий отражена установка писателя на углубление темы учительства. От бесед на тему воспитания («Бригадир») писатель приходит к осмыслению феномена наставничества и профессиональной деятельности учителя.
В раннем «Недоросле» (1766), неоконченной пьесе в десяти сценах, послужившей основой для «Бригадира» и «Недоросля», раскрывается проблема методов воспитания. Существенным отличаем комедии по сравнению с «Недорослем» является отсутствие в ней учителей. Комедия начинается со сцены обучения двадцатилетнего Иванушки азбуке, с ситуации урока. В качестве учителя выступает отец.

Добромыслов. Чем изволите время препровождать?
Аксен. В разном домашнем хозяйстве, а иногда книги читаю, а больше всего мое утешение, что сына грамоте учу [5.Т.2.С.600].

Фонвизин остается в рамках предшествующей традиции (Кантемира, Ломоносова), конструирующей модель «воспитание - кормление» (родительское, домашнее) и «воспитание - просвещение» (школьное, городское). Родители спорят о методах воспитания:

Улита. И-и, батька свет, кого и учить-то? Ведь еще ребенок. Бог даст выучится.
Аксен. Да, ребенок! В его пору уже давно в полках служат.
Улита (с сердцов). Неужли-то мучить? Сохрани нас боже и помилуй. Я не дам синего волоса на него пасть.
Аксен. С тобою и говорить не можно. Я совсем не о мученье говорю, а об учении. Какое же учение — что слово скажет, а другое блином забьет [5.Т.2.С.585].

Обучение не проходит без драки. Отец хочет наказать сына, однако тот «так сильно дернул, что отец упал, а Ваня, бросив трость в ноги матери, и ее ушиб» [5.Т.2.С.590].

На роль наставника здесь претендует слуга Федул, но его желание образумить Ивана безрезультатно.

Иванушка (встав). А ты что за учитель пришел? Когда батьке я не спустил, то и тебе и подавно. (Подымает палку, Федул отходит, Иванушка в него палку бросает.) ...
Федул (появившись опять). Выслушайте сударь, моих простых речей и не замайте меня, покудова их не окончаю [5.Т.2.С.592].

В третьем действии из города приезжают Добромыслов с сыном, что акцентирует ситуацию сравнения успешности двух методов воспитания: домашнего и городского.

Улита. Как противу здешних мест?
Мальчик. Несравненно, сударыня, в рассуждении великолепного города, а здеся, сударыня, деревня [5 Т.2.С.605].

Создается представление о городе как о пространстве идеального общения, «частые собрания и обращение с благородными и разумными людьми» [5.Т.2.С.605]. Обучение и воспитание проходит в процессе общения, «разговаривают научаются, как жить в обществе» [5.Т.2.С.606].
Патриархальный мир поместья, в котором воспитывается Иванушка, - это моно-мир, поэтому и не должно ребенка в чужие руки отдавать. Устами персонажей дается негативная оценка всему иностранному:

Добромыслов. Какой учитель - француз ли или немец?
Аксен (вскоча со стула). Какой француз! Черт бы их взял! Кто держит их, и тот недобрый человек, а они только научают басурманской веры [5.Т.2.С. 603-604].

В раннем «Недоросле» освещаются темы, которые будут разрабатываться писателем в зрелом творчестве.

1.2 Педагогический дискурс в комедии «Недоросль».

Феномен комедии «Недоросль» состоит в уникальном потенциале текста, выдержавшего проверку временем. «Недоросль» - одно из немногих произведений XVIII века, ставшее фактом культурной жизни, не утратившее своей яркости. Комедия функционирует, выходя за рамки школьноназидательного произведения, благодаря ёмкости текстовых ассоциаций и смыслов.
Тема воспитания, просвещения заполняет все сюжетное пространство комедии, становится источником драматического конфликта. Уже в сцену обсуждения кафтана Митрофана, с которой начинается комедия, втягивается проблематика знания, обучения. На обвинения госпожи Простаковой в том, что кафтан пошит узко, Тришка оправдывается тем, что он учился самоучкой: «Да вить портной-то учился, сударыня, а я нет» [5.Т.1.С.107]. Госпожа Простакова считает, что не нужно «быть портным, чтобы уметь сшить кафтан хорошенько» [5.Т.1.С.107], поэтому и сына она отдает в обучение к «изрядным» учителям.
Кроме того, обозначается проблематика передачи знаний:

Г-жа Простакова. ... Портной учился у другого, другой у третьего, да первоет портной у кого же учился? Говори, скот.
Тришка. Да первоет портной, может быть, шил хуже и моего [5.Т.1.С.108].

Возникает проблема относительности восприятия: осязаемый предмет меняет свои мерки. Для госпожи Простаковой кафтан сшит узко, для Простакова кафтан широк, для Скотинина - «сшит изряднехонько» [5.Т.1.С.109]. Проблема восприятия связывается с профессиональной деятельностью, вероятно ассоциативное продолжение ряда «портной - заказчик», «учитель - ученик». Точно так же, как портной шьет по мерке заказчика, учитель должен выстраивать свою речь «по мерке» ученика, ориентироваться на адресата, чтобы быть адекватно воспринятым и передать информацию. А смысл высказывания может двоиться на уровне его понимания и восприятия.
Герои-идеологи четко разграничивают свою личную сферу. Стародуму неприятно «тесное общение» с семейством Простаковых. Так открывается V явление третьего действия. Сюжет воспитания, педагогический дискурс строится на системе двойников (наставники Стародум - госпожа Простакова, Цыфиркин - Кутейкин) и зеркальном дублировании ситуаций (урок Софьи - урок Митрофана, экзамен Митрофана - экзамен Милона). Появление учителей по статусу позволяет развернуть педагогические коммуникативные ситуации урока и экзамена. Речевое поведение учителей реализуется в коммуникативных ситуациях самопрезентации (появление на сцене), урока, «драки», оплаты.
В доме Простаковых ожидают прихода учителей. О них вспоминают уже в IV явлении I действия, после сцены обсуждения кафтана Митрофана:

Г-жа Простакова:  Поди ж, Еремеевна, дай позавтракать ребенку. Выть, я чаю, скоро и учители придут» [5.Т.1.С.109].

Г-жа Простакова хочет поручить чтение письма от Стародума учителю: «Вот, я чаю, учитель Митрофанушкин скоро придет. Ему велю...» [5.Т.1.С.113].

Значимость персонажей-учителей, особенности их функционирования в тексте комедии отмечены в исследовании О.Б. Лебедевой. Значимость персонажей-учителей подчеркивалась в работе А. Стричек, в которой говорится, что, одно из назначений учителей - смешить зрителей, но «от этого они не становятся менее важными для автора. Фонвизин критикует воспитание, которое получает русское провинциальное дворянство, а учителя выступают свидетелями обвинения» [12.С.339].  В комедии - это «семантический центр, очеловеченный принцип двоения, повтора, эха, симметрии, прячущей под сходством различие и под различием - сходство. В этом смысле Кутейкин и Цыфиркин - своеобразный эстетико-динамический символ действия «Недоросля». Вокруг них завязывается целая ассоциативная цепочка этико-эстетических аналогий и альтернатив, ближайшие звенья которой - Вральман и Еремеевна» [15.С.32].
Появление учителей «предваряется сообщением об их существовании» [15.С.11].
Госпожа Простакова рассказывает про воспитание сына: «Уж года четыре как учится. Нечего, грех сказать, чтоб мы не старались воспитывать Митрофанушку. Троим учителям денежки платим. Для грамоты ходит к нему дьячок от Покрова. Кутейкин. Арихметике учит его, батюшка, один отставной сержант. Цыфиркин. Оба они приходят сюда из города. Ведь от нас и город в трех верстах, батюшка. По-французски и всем наукам обучает его немец Адам Адамыч Вральман. Этому по триста рубликов на год. Сажаем за стол с собою. Белье его наши бабы моют. Куда надобно - лошадь. За столом стакан вина. На ночь сальная свеча, и парик направляет наш же Фомка даром» [5.Т.1.С.114].

В «Недоросле» - три учителя по статусу: Цыфиркин, Кутейкин и Вральман, но следует отметить, что ни один из них не является учителем по образованию. Цыфиркин - гарнизонный, вышедший в отставку, Кутейкин - «из ученых», учился в семинарии, но «убояся бездны премудрости» [5.Т.1.С.126], подал прошение об увольнении, Вральман оказывается бывшим кучером.
Речь учителей, семинаристский жаргон Кутейкина, военный жаргон Цыфиркина и немецкий акцент учителя французского Вральмана, который коверкает русскую речь, далека от нормы и выдает их истинный статус. Раскрывается абсурдная ситуация: немец обучает «по-французски и всем наукам» [5.Т.1.С.114], тем самым происходит комическое снижение не только конкретного персонажа, но господствующего представления о престижности обучения у иностранного учителя.
Первое, на что нельзя не обратить внимание, это пространственное положение учителей. Цыфиркин и Кутейкин занимают промежуточное положение. «Их пространство - некий конгломерат дома и мира, поскольку на уроки к Простаковым они приходят «из города» [12.С.32]. Вральман живет в доме, превосходно адаптируется в нем, пользуется привилегиями. Он умело подстраивается под окружающие его нормы поведения и начинает транслировать ценности мира Простаковых - Скотининых, осуществляя тактики похвалы, согласия. Хотя, по существу, Вральман - герой, который не связан ни с каким определенным пространством, он кучер.
Отличительной характеристикой учителей является их «методика» воспитания. Цыфиркин и Кутейкин проводят уроки, а Вральман «робенка не неволит» [5.Т.1.С.114], чем и снискал расположение хозяйки дома. Фонвизиным обозначено несколько «методик» обучения: воспитательный метод Вральмана - «робенка не неволить», обучение Митрофанушки Цыфиркиным и Кутейкиным - безрезультатное хождение учителей из города в поместье, и «методика», предложенная Стародумом. Стародум говорит, что «желал бы, чтобы при всех науках не забывалась главная цель всех знаний человеческих - благонравие. Верь мне, что наука в развращенном человеке есть лютое оружие делать зло. Просвещение возвышает одну добродетельную душу. Я хотел бы, например, чтоб при воспитании сына знатного господина наставник его всякий день разогнул ему Историю и указал ему в ней два места: в одном, как великие люди способствовали благу своего отечества: в другом, как вельможа недостойный, употребивший во зло свою доверенность и силу, с высоты пышной своей знатности низвергся в бездну презрения и поношения» [5.Т.1.С.169]. Стародум декламирует: «Ну, что для отечества может выйти из Митрофанушки, за которого невежды- родители платят еще и деньги невеждам-учителям? Сколько дворян-отцов, которые нравственное воспитание сынка своего поручают своему рабу крепостному! Лет через пятнадцать и выходят вместо одного раба двое, старый дядька да молодой барин» [5.Т.1.С.168-169].
Профессиональная деятельность учителей реализуется на сцене. Однако результативность обучения ставится под сомнение. Учителя говорят о своей учительской деятельности как о необходимости, изначально признают безуспешность, бесполезность каких-либо усилий.
Социально-профессиональная принадлежность действующих лиц разрушается в сюжетном действии комедии. Вральман - единственный персонаж, чей статус в списке действующих лиц определен как учитель, оказывается кучером. Кутейкин и Цыфиркин, заявленные в списке как семинарист и отставной сержант, выполняют функцию учителей. Гришка, портной, вовсе не портной, а самоучка. Все профессиональные характеристики не соответствуют последующему действию комедии. Социально-профессиональный статус Правдина, Милона не определен, хотя именно эти персонажи успешно справляются со своими профессиональными задачами. Правдин как член наместничества берет под опеку дом и деревни Простаковых. Милон как офицер умело руководит солдатами на пути в Москву.
Показывая учителей по статусу, Фонвизин задается вопросом об их благонравии, выполнении долга, имея в виду их человеческие, а не «специальные», профессиональные качества. Исполнение должности понимается не столько как профессия, а как долг перед отечеством. По Фонвизину, поведение учителя должно соответствовать высоким моральным принципам, нравственное воспитание приоритетнее образования.
Цнтральной фигурой определяется наставник, а не учитель по профессии. Стародум обладает всеми достоинствами и более подходит на роль учителя по своим качествам. Он превосходный оратор, а речь Цыфиркина, Кутейкина выявляет их истинный статус: отставной сержант, недоучившийся семинарист.
Цыфиркин и Кутейкин - «парные» герои, обнаруживающие сходство коммуникативного поведения (говорят на жаргоне - церковный и военный, действуют в одних и тех же ситуациях урока, драки и никогда не появляются отдельно друг от друга). Речь Цыфиркина и Кутейкина - это повторение уже сказанного, нарушение правил общения, такое поведение неуместно и могло бы быть оправданным только в ситуации урока, где повторение является осмысленной педагогической тактикой воздействия на ученика.
Персонажи выполняют общую учительскую функцию до определенного момента - срывания масок (сцена оплаты труда учителей, опознание в учителе бывшего кучера), что является авторской стратегией снижения образа за счет осознания зрителем неправомерности претензий героев на данную роль. Одна из проблем, поднимаемых писателем, состоит в том, что «места похищаются людьми» [5.Т.1.С.168].
Пара Кутейкин и Цыфиркин имеет динамический характер. Кутейкин, предлагая Правдину рассчитаться с ним за учение, показывает себя идеологическим антагонистом.

Кутейкин. Отпускать благоволите? Да прежде разочтемся...
Правдин. А что тебе подобно?
Кутейкин. Нет, милостивый господин, мой счетец зело не мал. За полгода за ученье, за обувь, что истаскал в три года, за простой, что сюда прибредешь, бывало, по-пустому, за... [5.Т.1.С.174-175].

Цыфиркин отказывается от денег за обучение, но это было предложено им самим еще на уроке, когда учитель задает Митрофану задачу.

Цыфиркин. Пиши, ваше благородие. За ученье жалуете мне в год десять рублей.
Митрофан. Десять.
Цыфиркин. Теперь, правда, не за что, а кабы ты, барин, что-нибудь у меня перенят, не грех бы тогда было и еще прибавить десять [5.Т.1.С.144].

Кутейкин рад пренебречь профессиональными обязанностями.

 Кутейкин. Шабашь, право, Пафпутъич. Две задачи решены. Вить на поверку приводить не станут [5.Т.1.С.144].

Кутейкин с легкостью заканчивает прерванный урок:

Кутейкин (затворяя часослов). Конец и богу слава [5.Т.1.С.145].

В первом действии пьесы обозначается проблема передачи знания («Портной учился у другого, другой у третьего, да первоет портной у кого же учился?» [5.Т.1.С.108]). В финале комедии эта проблема актуализируется вновь в аспекте ответственности учителя за получение учеником знаний. Здесь позиции Цыфиркина и Кутейкина расходятся. Кутейкин отказывается брать на себя ответственность за усвоение знаний учеником, пренебрегает профессиональным долгом. Его требование денег за обучение становится воплощением аморального поступка, что дискредитирует его как учителя, несущего этические нормы.

Г-жа Простакова. Да коль пошло на правду, чему ты выучил Митрофанушку?
Кутейкин. Это его дело. Не мое [5.Т.1.С.175].

Для Цыфиркина вопрос получения знания учеником является принципиальным, и ответственность за это он возлагает на учителя, поэтому отказывается от платы за обучение.

Правдин. А за ученье?
Цыфиркин. Ничего.
Стародум. Как ничего?
Цыфиркин. Не возьму ничего. Он ничего не перенял [5.Т.1.С.175].

Фиксируется обучение ученика учителем как процесс, обозначенный формулой «давать - перенимать, брать». Учителя расходятся в вопросе профессиональной этики, профессиональный долг понимается ими по- разному. Учителя по статусу Цыфиркин и Кутейкин, первоначально занимая промежуточное положение в типологии положительных и отрицательных персонажей, определяются по своему отношению к профессиональному долгу как добродетельный (Цыфиркин) и бытовой (Кутейкин) герои.
Учителя должны продемонстрировать свои умения, терпение, образцовую речь, предписываемые их профессиональной ролью. Но оказывается, что они не удовлетворяют простым профессиональным требованиям. Учителя понимают свою деятельность как необходимость заработка, а не призвание, говорят о своей деятельности как о тягостной задаче. Однако, демонстрируя некомпетентность учителей, акцент переносится на социальные обстоятельства: Цыфиркин, Кутейкин, Вральман вынуждены были пойти в учителя.

Милон. Чем же ты питаешься?
Цыфиркин. Да кое-ка. ваше благородие! Молу толику арихметике маракую, так питаюсь в городе около приказных служителей у счетных дел. ... Тем и питаюсь: праздно жить не люблю. На досуге ребят обучаю [5.Т.1.С.125]. Вральман. Та што телать, мой патюгика? Не я перфый, не я послетний. Три месеса ф Москфе шатался пез мест, кутгиер пихте не наша. Пришло мне липо с голот мереть, липо ушитель... [5.Т.1.С.174].

В списке действующих лиц учительская функция Цыфиркииа и Кутейкина не обозначена, учителем назван Вральман. Складывается парадоксальная ситуация: учитель (Вральман согласно списку действующих лиц) не учит, а отставной сержант и семинарист появляются в педагогической ситуации урока в качестве учителей. Более того, Вральман не только не учит, но и препятствует обучению, его появление останавливает урок Митрофана. Простакова не видит необходимости в результативности обучения, получение образования рассматривает как повинность, дань времени. Будешь умен - придется много трудиться, поэтому ее устраивают такие учителя, как Вральман. Получение образования является необходимостью, исполнением родительского долга: «Г-жа Простакова: Мы весь родительский долг исполнили, немца приняли и деньги по третям наперед ему платим» [5.Т.1.С.140], требованием времени (Простаковых-Скотининых ничему не учили, «да ныне век другой» [5.Т.1.С.140]).Урок - это регламентированная ситуация профессионального общения, где роли и функции четко распределены между участниками, поэтому в отклонениях от «нормы» более наглядно очерчивается характер взаимоотношений учителя и ученика.
Чрезвычайно важной оказывается ситуация урока Митрофанушки, где участники педагогического дискурса меняются ролями, учитель лишен авторитета, права на речь. Учитель не властен начать урок, вынужден играть по навязанным ему правилам. Хронотоп урока (где и когда начнется урок, его длительность) определяется госпожой Простаковой. Момент «готовности» к уроку определяется учеником.

Митрофан. Ну! Давай доску, гарнизонна крыса! Задавай, что писать.
Задавай же зады, поворачивайся [5.Т.1.С.143].
Форма обращения («Ваше благородие» - к ученику и «гарнизонна крыса», «слышь», «Нафнутьич» - к учителю) подчеркивает иерархический характер взаимодействия учителя-ученика. Ученик определяет ход урока, не решив первую задачу, он требует другую: «Слышь, Нафнутьич, задавай другую» [5.Т.1.С.144].

Задачи, задаваемые учителем, имеют прикладной характер, но слишком буквально понимаются госпожой Простаковой и сыном. Фонвизин акцентирует внимание в ремарке на звучании речи Кутейкина. Кутейкин просит Митрофана повторять за ним и читает «учебным голосом». Фразы, которые повторяет Митрофан, им не осмыслены и не несут ни воспитательного, ни информационного значения.
Митрофану принадлежит организующая стратегия не только в речи (императивы), но и на уровне жестов (берет указку).

Митрофан. ... Ступай-ка ты теперь, Кутейкин, проучи вчерашнее.
Кутейкин (открывает чаеослов. Митрофан берет указку). Начнем 
благословясъ. За мною со вниманием. «Азже есмъ червь...» [5.Т.1.С.144].

Госпожа Простакова является псевдоучителем, именно она персонифицирует для Митрофана житейскую мудрость. Она полностью контролирует воспитание сына, становясь непосредственным участником педагогических ситуаций урока и экзамена. Ее «педагогической» тактикой становится тактика тотального контроля.
Госпожа Простакова инициирует урок Митрофана и дает свои наставления: «Нашел деньги, ни с кем не делись. Все себе возьми, Митрофанушка», «Денег нет - что считать? Деньги есть - сочтем и без Пафнутьича хорошохонько» [5.Т.1.С.144].

Обучение Митрофанушки для госпожи Простаковой - это необходимость времени. Мотив воспитания актуализируется в оппозиции раньше / сейчас. Это отчетливо обозначено в словах госпожи Простаковой.

Г-жа Простакова. Старинные люди, мой отец! Не нынешний был век. Нас  ничему не учили... [5.Т.1.С.140].

Урок прерывается появлением Вральмана и заканчивается дракой учителей. Сцена драки предвосхищена в словах Цыфиркина и Кутейкина, которые в своих педагогических неудачах обвиняют Вральмана.

Цыфиркин. А кто виноват? Лишь он грифель в руки, а немец в двери. Ему шабаш из-за доски, а меня ради в толчки.
Кутейкин. Тут мой ли грех? Лишь указку в персты, басурман в глаза. Ученичка по головке, а меня по шее [5.Т.1.С.142].
Кутейкин и Цыфиркин буквально борются с невежеством. Действуют учителя не с помощью слова, а кулаками, в ход идут грифельная доска и часослов.

Цыфиркин. А мы те и честь отдадим. Я доскою...
Вральман. А я часословом [5.Т.1.С.147].

В сцене драки наиболее явно сходство коммуникативного поведения учителей. Они не только говорят одно и то же, но и их мимика и жесты одинаковы (говорят, насмехаясь, ударив по плечу, вместе замахиваются и произносят слова одновременно). Достигается эффект саморазоблачения, самопародирования героев.
Цыфиркин и Кутейкин появляются с доской, грифелем и часословом, однако, эти предметы, «будучи символами учения и духа, превращаются в предмет-оружие» [15.С.32], что свидетельствует о несостоявшейся педагогической коммуникации на уроке. Грифельная доска и часослов обозначают функционирование их носителей как учителей, но они не используются по назначению, что дискредитирует не только учителя, но и систему обучения в целом.
Простакова задает ситуацию «экзамена», предлагая Стародуму посмотреть, чему выучен Митрофанушка. И здесь она не упускает возможности изложить свое «учение»: «Дворянин только скажи: повези меня туда, свезут. - куда изволишь. Мне поверь, батюшка, что, конечно, то вздор, чего не знает Митрофанушка», «Без наук люди живут и жили» [5.Т.1.С.163], что вызывает ответное наставление Стародума: «В человеческом невежестве весьма утешительно считать все то за вздор, чего не знаешь» [5.Т.1.С.168]. Сталкиваются два «учения»:

Г-жа Простакова. ...Кто посмышленее, того свои же братья дворяне тотчас выберут еще в какую-нибудь должность.
Стародум. А кто посмышленее, тот и не откажет быть полезным своим согражданам [5.Т.1.С.164].

Митрофан демонстрирует свое полное незнание, не различает имена существительные и прилагательные. Вопросы Правдина затрагивают сферу истории и географии.

Правдин (Митрофану). А далеко ли вы в истории?
Митрофан. Далеко ль? Какова история. В иной залетишь за тридевять земель, за тридесято царство [5.Т.1.С.162].

Поведение учителей по статусу не соответствует эталону благонравного поведения, который задается положительным образом наставника. Стародум, безусловно, - центральный персонаж комедии. Только появившись, он спешит рассказать читателю о своем жизненном опыте, наблюдениях. Он появляется как будто не для того, чтобы высвободить Софью, а для того, чтобы «высказаться».
Умение владеть словом задает центральную роль Стародуму в системе персонажей-учителей. Ролью авторитетного наставника герой наделяется вместе с «правом на речь».
Речевое поведение Стародума - это диалог как форма драматургического изложения, он обращен к Правдину, Софье, Милону, чьи мысли, поступки не противоречат его жизненной, идеологической позиции, что исключает истинно диалогическое взаимодействие мнений. Стародум декламирует со сцены авторские идеи, играет роль добродетельного героя-оратора, делая свою жизнь образцом для подражания.
Беседа Правдина и Стародума - эго риторически оформленная монологическая речь. Стародум выступает инициатором беседы:

Правдин. Вашу племянницу. Я это знаю. Она здесь. Пойдем...
Стародум. Постой. Сердце мое кипит еще негодованием на недостойный поступок здешних хозяев. Побудем здесь несколько минут. У меня правило: в первом движении ничего не начинать [5.Т.1.С.130].

В диалоге с Правдиным вопросы последнего выполняют роль связки между монологическими высказываниями Стародума. Вопросы задаются в момент завершения одного высказывания и подготавливают следующее, их появление соответствует логике рассказа-поучения Стародума.

Стародум. ... О, если б я ранее умел владеть собою, я имел бы удовольствие служить долее отечеству.
Правдин. Каким же образом? Происшествии с человеком ваших качеств никому равнодушны быть не могут. Вы меня крайне одолжите, если расскажете... [5.Т.1.С.130].

Поведение Стародума мотивировано полученным воспитанием, которое характеризует персонажа, выполняя при этом характерологическую функцию.

Стародум. В тогдашнем веке придворные были воины, да воины не были придворные. Воспитание дано мне было отцом моим по тому веку наилучшее. В то время к научению мало было способов, да и не умели еще чужим умом набивать пустую голову.
Правдин. Тогдашнее воспитание действительно состояло в нескольких правилах...
Стародум. В одном. Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей сердце, имей душу, и будешь человек во всякое время. На все прочее мода: на умы мода, на знании мода, как на пряжки, на пуговицы. [5.Т.1.С.129- 130].

Стародум уточняет слова Правдина.

Правдин. Вы говорите истину. Прямое достоинство в человеке есть душа...
Стародум. Без нее просвещеннейшая умница - жалкая тварь. (С чувством.) Невежда без души - зверь. Самый мелкий подвиг ведет его во всякое преступление [5.Т.1.С.130].

Поведение Стародума напрямую соотносится с его учением. Этот «высокий» тип учителя воплощает слово в дело и тем самым доказывает свое «право на речь». Его жизнь - это череда правильных поступков, и он озвучивает те принципы, которыми сам руководствуется. Коммуникативная цель наставника - дискредитация бытовых персонажей, демонстрация своих ценностей. Он реализует свои ораторские способности в жанре наставления. Речевая деятельность положительных персонажей выступает как эталон общения.
Для того чтобы определить специфику образа Стародума как учителя, необходимо понять своеобразие культурно-исторической ситуации, в которой создавался «Недоросль».

Убежденность в силе слова является репрезентирующим знаком XVIII столетия. «Просветительская вера в разум порождала убеждение, что слово обладает могучей, действенной, почти императивной силой. Выраженная словом истина, казалось, должна была сразу же произвести желаемое действие - рассеять заблуждение. Поэтому важнейшей задачей литературы было формирование нравственного кодекса, просвещение развращенного сознания, прямое выражение идеала, носителем которого и выступал положительный герой» [14.С.482]. Авторитетность слова безусловна и неопровержима. Установка на воспитание формировала особое отношение к слову как инструменту, орудию педагогического воздействия. Носителем высокого, учительного слова выступает человек, обладающий моральными достоинствами, он становится учителем и наставником. «Говорение как сообщение образа мыслей принадлежит к высшим позициям в иерархии и реальности «века разума и просвещения». Услышанная и понятая речь должна преобразовать порочную реальность в соответствии с идеальными представлениями о ее должном облике» [18.С.238-239]. В культурной ситуации XVIII века высокая значимость литературы определялась в зависимости от ее моральных, нравственных ценностей.

Творчество Фонвизина является наглядным примером нераздельности учительности и литературности, что отражает специфику не столько поэтики комедии, сколько коммуникативного стиля эпохи. Русская драма вырастает на почве риторических традиций, учительных интенций. Для понимания уникальности комедии Фонвизина необходимо преодолеть традиционный подход к его творчеству, в рамках которого назидательность рассматривается в отрыве от художественности. «И это оттого, что учительность отождествляют с плоским морализаторством, этическими прописями, иллюстративностью. Как всякая форма идейной «заданности», учительность якобы обкрадывает образный мир, лишает его спонтанности и, тем самым, крайне схематизирует его. Словом, учительность и художественность несовместимы - таков тезис. Едва ли можно с этим согласиться, - уж потому хотя бы, что «художественность» - категория исторически переменная. Универсальной, «изготовленной на все времена и для всех народов художественности попросту не существует. Так нельзя ли предположить, что в границах XVIII века учительность не противостояла художественности, но отчасти и была ею? В «поучающей» позиции и наставительном слове сквозила особая духовная красота, особая, пленительная вершинность личности. Это не следует смешивать с резонерством, т.е. рупорностью» [36.С.69].

По замыслу Фонвизина необходимо, чтобы на сцене велись поучительные беседы, сюжет развивался в моментах говорения персонажей. Получается так, что добродетельные персонажи только тем и занимаются, что воспитывают друг друга и окружающих. Наставник, человек высоких моральных качеств, попадает в сферу, наиболее благоприятную для его нравоучительных действий, т.е. говорения. Таким «высоким» типом учителя становится Стародум. Как отмечается в книге А. Стричек, «за три действия он успевает сказать больше, чем его болтливая антагонистка за пять. Уточним: на долю Стародума выпадает непростая задача произнести четыреста семьдесят пять строк, тогда как госпожа Простакова укладывается в триста восемьдесят» [12.С.342]. Высказывания Стародума строятся по законам звучащей ораторской речи. Установка на устную декламацию отражается в структуре речи: в обилии риторических фигур, вопросов, восклицаний. Это риторический текст, цель которого - убеждать, воздействовать на слушающих.
Для Стародума поучение - это повседневная инициатива. «Как убедительно показали В.О. Ключевский и П.П. Берков, образы воспитателя Стародума и воспитуемых Правдина, Милона и Софьи прямо соотнесены с педагогической задачей воспитания «новой породы людей» в воспитательном проекте И.И. Бецкого, а сам процесс воспитания, представленный в просветительских диалогах Стародума с Правдиным (III, 1; V, 1) и Софьей (IV, 2), предлагает в сценическое действие педагогические идеи проекта 1764 г. «Генеральное учение о воспитании обоего пола юношества» [15.С.46].
Стародум присутствует на уроке Митрофана, оценивает способности ученика на «экзамене», дает урок Софье и «экзаменует» Милона. На уроке, экзамене Митрофана Стародум находится в роле наблюдателя, урок Софьи и экзамен Милона он инициирует сам.

В творчестве Фонвизина положено начало типологии учителей, которая оказалась плодотворной для русской литературы XIX века. В ней складываются два направления развития образа учителя.
Первое связано с имманентной для русской литературы категорией учительности, просветительской нравственно-этической и религиознофилософской позицией писателя, которая в русской литературе влечет за собой доминирование «высокого» типа учителя, приоритет духовного наставника (Ф.М. Достоевский, Л.Н. Толстой). Духовный наставник здесь, как правило, вне среды профессионального учительства.
Второе направление, начало которому было положено пушкинской «педагогией жизни», усложнившей иерархию «высокого» / «низкого» учителя, в большей степени определяется интересом писателей к учителю по профессиональному статусу, что обусловило описание различных типов и коммуникативных позиций профессиональных учителей, создание развернутой типологии профессионального учительства. Данное направление наиболее ярко представлено наследием И.С. Тургенева и А. П. Чехова, которое и стало материалом дальнейшего анализа.


2. Типология образа учителя в творчестве И.С. Тургенева.

И.С. Тургенева нельзя назвать мало исследованным писателем, но, несмотря на то, что предметом исследования становились разные стороны его творчества, существует определенный круг вопросов, нуждающихся в новых целостных, серьезных исследованиях. Актуальным направлением современного тургеневедения является осмысление позднего творчества писателя в философско-психологическом аспекте. Особый интерес представляют незаконченные произведения Тургенева, так называемые «таинственные» повести, его драматургия, его мировосприятие, психология личности писателя.
В частности, практически не исследован в творчестве Тургенева образ учителя. Можно говорить лишь о фрагментарном обращении литературоведов к образу учителя в аспекте духовного учительства. Отмечалась типичная для произведений Тургенева ситуация, когда встреча двух персонажей, мужчины и женщины, разворачивается в отношения «учитель - ученик».
Общеизвестно, что Тургенев писал «на злобу дня», ухватывал едва ощутимые новые тенденции развития социальных отношений. Одна из центральных проблем творчества писателя - проблема поколений, важной составляющей которой является ситуация «учитель-ученик». Коммуникация учитель - ученик актуализирует проблему передачи ценностей.
Учитель - частотный персонаж в произведениях писателя, поэтому задача целостного анализа образа учителя в творчестве Тургенева неизбежно встает перед современным тургеневедением.
Приведем хронологический перечень произведений Тургенева, в которых учитель включен в систему персонажей: рассказ «Андрей Колосов» (1844), поэма «Помещик» (1845), «Дневник лишнего человека» (1850), комедия «Месяц в деревне» (1850), комедия «Компаньонка» (1849-1850), романы «Два поколения» (1852-1853), «Рудин» (1855), повесть «Фауст» (1856), роман «Дворянское гнездо» (1859), повести «Несчастная» (1869), «Странная история» (1869), «Пунин и Бабурин» (1872-1874), роман «Новь» (1876), «Клара Милич» (1882), рассказ «Учителя и гувернеры» (1882).
Такой значительный список произведений, в которых появляется образ учителя, свидетельствует об особом внимании писателя к теме учительства. Учитель не только входит в систему второстепенных персонажей, но может быть и главным героем произведения (Беляев, Рудин, Нежданов).
Необходимо отметить стремление писателя воплотить свои личные воспоминания об учителях.
Отец и мать Тургеневы стремились дать детям хорошее образование, что было нелегко в провинции. Настоящего учителя выписать в провинцию было «не так-то просто, хотя всякого сорта наставники и кочевали тогда из одного поместья в другое с рекомендациями тех, чьи дети уже успели поступить в заведения. Н.Г. Левшин, ближайший родственник Тургенева, с большим юмором повествует в своих записках о том, как это выглядело в Орловской Губернии, каких забот и денег стоили в провинции учителя в прежнее время» [17.С.55]. Поэтому «учителей и гувернеров перебывало в семье множество. Встречались достойные и добрые, но были и совсем неспособные к учительскому ремеслу» [17.С.60-61]. Постоянная смена учителей и гувернеров не способствовала образцовому воспитанию, и старшие братья и Иван были направлены в частный пансион Вейденгаммера в Москву (1827). Затем последовала учеба в Московском и Петербургском университетах, в Германии.

В повестях «Странная история», «Пунин и Бабурин», задуманном рассказе «Учителя и гувернеры» образ .......................