Обобщении и систематизации сведений о существовании государств различной типологии

Содержание

Введение

1.Государства «де-факто» в системе внешнеполитических отношений России

1.1 Новая Концепция внешней политики России

1.2. Де-факто государства постсоветского пространства:

выборы и демократизация

2.Новороссия – непризнанное государство

2.1. Будущее Донбасса: сравнительный анализ

2.2

Заключение

Список литературы

















Введение

Актуальность дипломной  работы: обусловлена тем, что среди множества проблем, касающихся государства, особое место занимают вопросы определения понятия форм государства. Сегодня , пожалуй ,нет  более спорного вопроса в политической науке , чем вопрос государства , его природе и роли в общественной жизни. Государство – это прежде всего исторически сложившиеся , сознательно организованная социальная сила , управляющая обществом. Это фактически первая сознательно созданная обществом и планомерно функционирующая организация , оказывающая огромное воздействие на жизнь индивидуумов , социальных групп и всего общества. А из этой исходной функции – управлять обществом – следуют другие черты государства . Управление обществом – управление определенной массой людей , на которой и могут быть распространены государственные управленческие функции. Особенности государства конкретного исторического периода определяются состоянием и уровнем развития общества. При неизменности формальных признаков ( территории , публичной власти , суверенитета ) государство по мере общественного развития претерпевает  серьезные изменения .

     Степень разработанности проблемы: в научной литературе ей традиционно уделяется особое внимание. И это не случайно, в зависимости от того, как понимается форма государства и как она соотносится с другими ее сторонами, во многом создается представление и о самом государстве в целом.

     Проблема исследования: существование закономерностей существования между государствами разной типологии и формы? Всегда ли форма государства выступает как непосредственное выражение его сущности и содержания? Зависит ли сущность и содержание (функции) государства от его формы и наоборот? Каковы особенности российского государства?Аннотация. В статье рассматриваются факторы, влияющие на сецессии

в Донбассе. Отмечено, что дать точный прогноз их развития невозможно,

так как институциональная структура и ценностная система в самопровоз-

глашенных республиках не устоялась. В исследовании предпринят анализ

трех стратегий материнских государств по борьбе с сецессиями, чтобы

сравнить их с украинским случаем и спрогнозировать, какое направление

может выбрать официальный Киев, учитывая объективные внутренние и

внешние условия конфликта, а также интересы всех его акторов.

Реферат. Введение: три стратегии по борьбе с сецессиями (российская,

грузинская и молдавская) различаются не только по степени успеш-

ности (Абхазия и Южная Осетия — частично признанные государства,

ПМР — де-факто государство, Чечня — неотъемлемая часть России), но

и конкретными политиками, выбранными материнскими государствами.

Россия последовательно отстаивала вариант по возвращению де-юре своей

территории, военным путем вытесняя боевиков, чтобы в дальнейшем де-

лать историю успеха со значительными вложениями и опорой на местные

кланы. Грузия, наоборот, начала реформировать только ту часть страны,

которая была подконтрольна официальному Тбилиси, надеясь, что сецессии

завершатся вне военного конфликта, эскалация которого оказалась без-

успешной для грузинского государственного и национального строительства.

Молдавия выбрала третий, промежуточный путь «ни признания, ни войны»,

не обладая ни уровнем российских финансов, ни степенью консолидации

грузинского общества в отношении необходимости реформ.

Материалы и методы: в основе статьи лежат полевые исследования

автора в Донецке, Луганске, Дебальцево и Горловке, проведенные в феврале

2016 г. Методы глубинного интервью с 15 респондентами (ополченцами,

представителями академического сообщества, политической и бизнес-элиты,

ТОКАРЕВ Алексей Александрович, старший научный сотрудник Центра

глобальных проблем Института международных исследований Московского

государственного института международных отношений (университета)

Министерства иностранных дел Российской Федерации, кандидат поли-

тических наук.

© Токарев А. А., 2016

А. А. ТОКАРЕВ

31

общественными деятелями) и включенного наблюдения позволили получить

уникальный материал, недоступный в рамках «кабинетного» исследования.

Автор проводит сравнительный анализ казусов Донбасса с приднестров-

ским, чеченским, абхазским и юго-осетинским случаями.

Результаты исследования: несмотря на изменение позиции Рос-

сии как государства-патрона и отказ от реализации проекта «Ново-

россия», сохраняющееся признание формальных украинских границ

при негласной поддержке государственного и военного строительства в

Луганской и Донецкой народных республиках, нынешнее состояние мас-

сового сознания жителей непризнанных республик являются основными

препятствиями для реинтеграции территорий и обществ Украиной и для

выполнения соглашений «нормандской четверки» «Минск-1» и «Минск-2».

Обсуждение и заключения: на основании полутора десятков глубинных

интервью с жителями Донбасса сделан вывод, что современное состояние

массового сознания жителей Луганской и Донецкой народных республик

является основным препятствием для реинтеграции территорий и обществ

Украиной и для выполнения «Минска-1» и «Минска-2».

     Объект исследования: является государство, его типы и формы, строение, его основные составные части, внутренняя структура, основные методы становления и осуществления государственной власти. 

     Предмет исследования: в данной работе являются закономерности возникновения, становления, развития и существования различных типов. Исследовать государство с точки зрения сущности означает выявить, волю и интересы каких слоев общества, групп, классов оно в первую очередь выражает и защищает. Форма государства как понятие раскрывает механизм, способы "формообразования", организации и функционирования государства. Теория государства и права при помощи общего понятия раскрывает свойства конкретных форм различных государств, а также общее и особенное в этих формах. Категория "форма государства" непосредственно связана с категорией "сущность государства", поскольку государство представляет собой постоянно функционирующую политическую организацию, то его форма связана с определенным видом государства как особого явления, представляющего единство содержания и формы.

      Цель исследования - в работе достигаются следующие цели и задачи:

- изучение типологии различных видов государств;

- определение их структурных частей и выявление закономерных связей между структурным устройством государства, его политическим режимом и формой правления.

     Гипотеза исследования: полагая, что при разных формах государственного устройства закономерно будет существование определенных форм политического устройства и форм правления.

     Поставленные в работе задачи решались с помощью следующих методов исследования: теоретический анализ литературных источников, анализ состояния проблемы в практике, метод сравнительно-правовых характеристик, дедукция, индукция, эмпирический метод – контент-анализ.

     Практическая ценность работы: заключается в обобщении и систематизации сведений о существовании государств различной типологии. 

     Структура исследования: введение, две главы, шесть параграфов, заключение, глоссарий, список использованных источников.

Государства «де-факто»в системе внешнеполитических отношений России.

Новая Концепция внешней политики России.

В феврале 2013года геополитический ландшафт несколько изменился, после выпуска  действующего варианта Концепции внешней политики России. США фактически разрушили не только Ялтинскую, но и Вестфальскую международную систему. Они максимально ослабили возможности и влияние во внешней политике независимых государственных акторов и низвели роль ООН до уровня декоративной структуры; фактически объявили войну России, втянув в экономическое, информационное и военно-политическое противостояние с бывшим союзником по антигитлеровской коалиции весь европейский континент. Также вследствие явно деструктивной позиции Вашингтона центр мировой экономики и геополитики начал смещаться на восток — в пользу стран АСЕАН, БРИКС и ШОС. В то же время фактическая ломка однополярной системы еще не достигла своего пика и не закреплена в международных правовых конвенциях. Взятая в МИДе после апрельского заявления пауза продолжается до сих пор и позволяет подумать над возможными силовыми линиями и ключевыми определениями разрабатываемой Концепции, а также оценить работу государственных и негосударственных российских институтов в реализации  внешнеполитической стратегии. В апреле 2016 года министр иностранных дел Российской Федерации Сергей Лавров сообщил, что в ведомстве по поручению президента работают над новой Концепцией внешней политики Российской Федерации. Министр отметил, что в основе новой Концепции будет лежать «переход к полицентричной архитектуре» международных отношений, который  в перспективе должен опираться на взаимодействие ведущих центров силы в интересах совместного решения глобальных проблем. Обозначенный Лавровым поворот во внешней политике к стратегии многополярности (пока в вербальной форме) уже сам по себе принципиально важен.

   На мой взгляд, причины сравнительно слабого влияния России на международные процессы стоит искать как внутри России, так и за ее пределами. Внешнеполитическая стратегия России на данный момент носит скорее оборонительный и реактивный характер, вследствие чего крайне уязвима в случае применения новейших социально-политических и информационных технологий (т.н. «цветные революции», государственный переворот, массированное информационное воздействие и т.д.). Влияние за рубежом ограничивается почти исключительно связями на официальном уровне и с представителями действующих властей. Опора лишь на официальную дипломатию и нежелание (либо неспособность) работать с широким сегментом гражданского общества, этнокультурными общностями, протестным и радикальным элементом за рубежом привели в совокупности к состоявшемуся фиаско на украинском направлении. Стоит отметить, что профильные образовательные и экспертные структуры в России, занимающиеся внешней политикой, подвергаются мощному прямому и идеологическому влиянию из-за рубежа. Механизмы такого влияния подробно описал ведущий эксперт исследовательского центра«Катехон»Александр Бовдунов в статье «Влияние американской идеологии на российское сообщество международников». Ведущие научные институты, которые должны заниматься исследованием наступательных и оборонительных информационных и социальных технологий, превратились, по сути, в филиалы западных академический структур. Лоббированием проамериканской внешнеполитической стратегии России занимаются такие структуры, как Совет по внешней и оборонной политике, Центр исследования постиндустриального общества В.И. Иноземцева, Институт современного развития И.Ю. Юргенса, фонд «Либеральная миссия», фонд «Новая Евразия» (основан американским фондом «Евразия»), ПИР-центр, Горбачев-фонд и др.

Теоретическим оправданием защитно-оборонительной внешнеполитической повестки занимаются по сути все академические структуры. У силовых ведомств, к сожалению, недостаточно компетенции для такого рода исследований, хотя первые попытки в этом направлении делаются. Так, 1 марта 2016 года на собрании Академии военных наук с правильным, но достаточно посредственным с теоретической точки зрения докладом о противодействии «цветным революциям» выступил  начальник Генштаба ВС РФ Валерий Герасимов. В собрании также принимали участие вице-премьер РФ Дмитрий Рогозин, члены академии и эксперты. Рассуждения по этому поводу российских военных и дипломатов по сей день в лучшем случае напоминают пересказ газетных статей и телевизионных программ, носят скорее эмоциональный и оценочный характер. Разработкой «чертежей» таких информационных и социальных технологий на Западе занимаются десятки, если не сотни институтов, в год защищаются сотни работ, пишутся тысячи углубленных научных статей и монографий. Эти научные институты детально прорабатывают общую архитектуру современного общества и государства, выявляют его слабые звенья, наблюдают за течением наиболее эффективных экспериментов (Украина, Сербия, Ливия и т.д.). Далее проводят социологическую диагностику, вносят необходимые поправки – и организуют новые акции, направленные на дестабилизацию того или иного государства. Среди позитивных сдвигов в последнее время можно отметить хотя бы то, что «мягкая сила» и концепция «многополярности», пусть и в весьма сдержанной  форме, были закреплены в ряде официальных документов. Так, в Концепции внешней политики Российской Федерации от 2013 года находим в пункте 20 следующую формулировку: «Неотъемлемой составляющей современной международной политики становится «мягкая сила» - комплексный инструментарий решения внешнеполитических задач с опорой на возможности гражданского общества, информационно-коммуникационные, гуманитарные и другие альтернативные классической дипломатии методы и технологии. Вместе с тем усиление глобальной конкуренции и накопление кризисного потенциала ведут к рискам подчас деструктивного и противоправного использования «мягкой силы» и правозащитных концепций в целях оказания политического давления на суверенные государства, вмешательства в их внутренние дела, дестабилизации там обстановки, манипулирования общественным мнением и сознанием, в том числе в рамках финансирования гуманитарных проектов и проектов, связанных с защитой прав человека, за рубежом».

Едва ли не впервые официальное обращение к многополярности можно найти в действующей Концепции Национальной безопасности Российской Федерации, сформулированной в документе «Стратегия национальной безопасности Российской Федерации до 2020 года». Концепция утверждена указом Президента Российской Федерации от 12 мая 2009 г. № 537.

Пункт 25 этого же документа гласит:«25. Национальные интересы Российской Федерации на долгосрочную перспективу заключаются:

— в развитии демократии и гражданского общества, повышении конкурентоспособности национальной экономики;

— в обеспечении незыблемости конституционного строя, территориальной целостности и суверенитета Российской Федерации;

—в превращении Российской Федерации в мировую державу, деятельность которой направлена на поддержание стратегической стабильности и взаимовыгодных партнерских отношений в условиях многополярного мира».

Однако зафиксированная в Концепции внешней политики «мягкая сила» так и осталась лишь руководством к действию и в лучшем случае стала поводом для круглых столов или освоения бюджетных средств. Россотрудничество даже не постеснялось презентовать концепцию «мягкой силы» в разгар вооруженного конфликта на Донбассе в 2014 году, когда дипломатической стратегией в Киеве было провалено все, что только возможно.  В Российской интерпретации «мягкая сила» сводится к проведению пушкинских фестивалей, выступлению российский вокальных ансамблей и организации кулинарных конкурсов русской кухни за рубежом. Этим сейчас занимаются такие наши негосударственные представители за рубежом, как Россотрудничество и Русский мир. Таким образом «мягкая сила» превратилась в синоним безвольной, нерешительной политики. Подчеркнутая уступчивость, не подкрепленная ни должной волей, ни системой привлекательных мероприятий и соответствующего финансирования наглядно продемонстрировали себя в бессилии российской дипломатии на украинском направлении и последующей спешной перестройке на ходу в результате прямого вмешательства в принятие решений по Украине Президента РФ. Таким образом, в новой Концепции на основе совсем недавнего исторического опыта «мягкая сила» должна быть переосмыслена и доработана до «справедливой силы» или «вежливой силы». Меняя терминологию и разрабатывая собственные, действенные механизмы влияния, можно на шаг опережать противников. Отсылка к справедливости наполняет внешнеполитическую доктрину вполне конкретным ценностным содержанием, укорененным в российских политических и дипломатических традициях. Даже не имея должного финансового обеспечения и технического инструментария в виде десятков телеканалов и НКО для работы за рубежом, Россия в борьбе за собственный суверенитет и многополярный мир должна опираться на ценностные концепты. Также в новой Концепции, следует, опираясь на высказывания  Президента, признать события конца прошлого века величайшей геополитической катастрофой, которая не только сделала русских самым большим разделенным народом, но заложила основу будущих кровавых конфликтов. Другими словами, от юридических и мало связанных с реальным положением дел формулировок необходимо перейти к прямой артикуляции своих национальных и цивилизационных интересов, а вслед за этим – к перечислению средств их защиты.В тексте также необходимо констатировать крах Вестфальской системы государств-наций еще во время соперничества США и СССР. Вслед за этим идея многополярного илиполицентричного мира является единственным адекватным ответом на пережитую в ХХ веке геополитическую катастрофу, причем не только для России, но и для всего мира. Многополярность можно обозначить как такую систему международных отношений, которая отстаивает юридическое равноправие национальных государств и признает фактическое влияние множества центров экономической и политической силы. К тому же концепция многополярности жестко оспаривает притязания Запада на монопольное выражение истины. 

В новой Концепции должен быть недвусмысленно обозначен наступательный характер борьбы за многополярность информационными методами.

В этом ключе открывается практически безграничный потенциал сотрудничества со странами Латинской Америки, сохранившими свою идентичность малыми европейскими народами (баски, каталонцы, ирландцы, баварцы и т.д.), европейскими евроскептиками и т.д. К дружественным социальным и политическим силам за рубежом можно отнести:

1.Консервативные и традиционалистские партии и движения, открыто противостоящие размыванию собственной идентичности в современном мире (Лига польских семей, французское движение Манифестация для всех, палеоконсерваторы в США и т.д.);

2.Крупные и малые традиционные религиозные общины, по тем же причинам отстаивающие свое право на коллективную идентичность;

3.Суверенистские партии, отстаивающие суверенитет своих государств в условиях однополярной глобализации (ирландская ШиннФейн, австрийская Свобода, французское движение Равенство и примирение и т.д.);

4.Левые партии и движения, традиционно связанные в прошлом с Советским Союзом и противостоящие капиталистической экспансии США и транснациональных корпораций (арабская БААС, турецкие кемалисты, немецкая СДПГ, итальянские коммунисты и т.д.);

5.Левые и правые евроскептики, противостоящие диктатуре Брюсселя (немецкие PEGIDA, AFD и dieLinke, французский Национальный фронт, британская UKIPи т.д.);

6.Разного рода сепаратистские партии и движения на территории потенциального противника (Лига Севера в Италии, движения за независимость Гавайев и Техаса в США и т.д.).

Необходимо, в конце концов, обозначить границы жизненно важного для России цивилизационного пространства, по сути совпадающего в общих чертах с границами бывшего Советского Союза. Прямое военное или при помощи гибридных технологий проникновение на эти территории должно повлечь симметричный ответ. Об этом должно быть недвусмысленно сказано в новой Концепции. Должна быть сформулирована стратегия не столько военного, сколько информационного сдерживания в сфере социально-политических технологий. Другими словами, вторжение в российское или дружественных государств информационное пространство с потенциалом перерастания в гражданский конфликт не должно оставаться без симметричного ответа. Для этого России необходимы схожие негосударственные и информационные институты, эффективно и за небольшие средства способные поддержать ту или иную силу гражданского противостояния за рубежом (латиноамериканцев в США, сторонников традиционных семей во Франции или суверенитета ФРГ – в Германии). В новой Концепции Внешней политики должен быть ясно и однозначно сформулирован образ врага. Политика как таковая, в том числе внешняя, невозможна без политического противника. Соединенные Штаты Америки и Великобритания – ядро противоположного, атлантического полюса, по геополитическим причинам с нами непримиримо враждующего. В международных отношениях это антитеза Евразии.

Россия нуждается в уникальной дипломатии. Ни одна страна в мире не имеет такого количества соседей, как Россия. Соседство с двумя десятками стран предполагает проведение политики, расширяющей пространство коллективной безопасности на евразийском континенте. В этом смысле Россия давно должна была начать формирование восточного аналога ОБСЕ, в том числе евразийский ответ гаагскому трибуналу.Множество конфликтов на евразийском континенте (приднестровский, карабахский, абхазский, украинский и др.) могли бы быть решены с помощью, например, такого института, как Парламентская ассамблея Евразии. Россия сегодня участвует в разного рода переговорных форматах типа «шестерки международных посредников по Ирану» или «ближневосточной восьмерки» — и это важно. Но часто российские дипломаты садятся за стол переговоров в качестве партнеров по игре, смысл и правила которой придуманы не в России. Пришло время сформировать собственную геополитическую повестку. Россия нуждается во внешнеполитической доктрине, опирающейся на силу интеллекта и духа, а не на заимствованные технологии десятилетней давности, которые едва ли пригодны для нашей страны уже потому, что Россия не Европа и не США. Самое главное — изменение Концепции внешней политики есть изменение всего политического мировоззрения, а вслед за ним – правовых и политических институтов. Оно не может не идти параллельно изменению Конституции, возвращению традиционного отношения к власти, культуре, земле.

1.2. Де-факто государства постсоветского пространства:

выборы и демократизация

С формально правовой точки зрения, де-факто государства, возникшие вследствие распада СССР — Республика Абхазия и Республика Южная Осетия (части Грузии), Нагорно—Карабахская Республика (НКР, часть Азербайджана), Приднестровская Молдавская Республика (ПМР, часть Молдавии) — не существуют для мирового сообщества. До середины 2000-х годов в США и странах ЕС считалось, что контакты с представителями таких образований нежелательны, поскольку будут означать фактическое оправдание этнических чисток и поставят под сомнение принцип признания границ между бывшими республиками Советского Союза межгосударственными границами новых независимых постсоветских государств. Именно этот принцип, начиная с 1991 года, был положен в основу американо-европейского подхода к Евразии. Это, однако, нисколько не мешает де-факто государствам являться реальными участниками «большой игры» на территории бывшего Советского Союза. С политическими хитросплетениями вокруг перечисленных образований, так или иначе связаны многие события в странах СНГ. Собственно процесс американизации и европеизации постсоветского пространства в значительной степени был вызван стремлением Грузии, Азербайджана и Молдавии вернуть военно-политический контроль над утраченными регионами в условиях, когда последние пользуются поддержкой со стороны России. Феномен непризнанных государств не может быть исследован и понят исключительно в терминах формальной юриспруденции. Немецкий мыслитель Фердинанд Лассаль (1825—1864) говорил о существовании двух видов конституционного права — «формального» и «фактического». Именно последнее является наилучшей основой для анализа природы де-факто государств. Проблемам де-факто государств постсоветского пространства посвящено немало монографий и статей. Однако практически для всех исследований по данной теме характерен «геополитический детерминизм». Социально-политическая ситуация в Абхазии, Южной Осетии, Приднестровье и Нагорном Карабахе анализируется прежде всего в контексте геополитической конкуренции России и США, России и Европейского Союза, НАТО и РФ. При таком подходе Абхазия, Южная Осетия и Приднестровье рассматриваются ещё и как инструменты России для ослабления Грузии, Украины и Молдовы, а Нагорный Карабах — как орудие Армении для сдерживания Азербайджана. Такое понимание только укрепилось в Европе и в США после «пятидневной войны» в Южной Осетии и в особенности после 26 августа 2008 года, когда президент России Дмитрий Медведев подписал указ о признании независимости Абхазии и Южной Осетии. Вслед за признанием двух бывших грузинских автономий 26 августа 2008 года Москва установила с ними дипломатические отношения (9 сентября 2008 года), подписала Договоры о дружбе (17 сентября 2008 года), назначила послов (24 октября 2008 года) и взяла на себя гарантии их безопасности. Эти шаги Кремля были восприняты на Западе не как поддержка двух де-факто государств, существовавших уже не один год на территории Грузии (и не контролировавшихся официальным Тбилиси), а как российская территориальная экспансия. Показательным в данном случае представляется мнение СтроубаТэлбота, в 1994—2001 годах занимавшего в администрации Билла Клинтона пост заместителя госсекретаря, курирующего СНГ2: «Может быть, с официальной точки зрения России Абхазия и Южная Осетия являются независимыми государствами, но в глазах всего мира это расширение российской территории. И это произошло в первый раз с момента окончания советской эпохи. Я считаю это опасным явлением». Внутренняя динамика в государствах де-факто остаётся вне поля зрения экспертов. Справедливо нижеследующее замечание британского политолога Лоренса Броерса: «…Дефакто государства региона редко рассматриваются Западом через призму понятий переходного периода и демократизации, которая применяется по отношению к государствам деюре. Вместо того, чтобы видеть в этих образованиях самостоятельную политическую среду, дефакто государства воспринимаются только в контексте их взаимодействия с внешними игроками и мирными процессами». Отсюда и принятый в европейской и американской политологической литературе термин для обозначения де-факто государств Евразии: breakawayrepublicsилиseparatiststates — «отошедшие» республики или «сепаратистские государства». Подразумевается, что «отошедшие» республики в перспективе могут «вернуться», и именно возвращение рассматривается как «разрешение этнополитического конфликта», то есть восстановление территориальной целостности Грузии, Азербайджана и Молдовы отождествляется с устранением острейших этнических противоречий, приведших к конфликтам. Следствием подобного подхода стало отношение ко всем внутриполитическим процессам в Абхазии, Южной Осетии, ПМР и НКР как к чему-то временному, «ненастоящему»; дескать, они прекратятся, как только с ныне существующим положением будет покончено и статус «спорных земель» будет определён. Если же говорить о новой политико-правовой ситуации только в Абхазии и в Южной Осетии, то следует признать, что факт формально-правового признания Россией их независимости сильно переоценивается. Признание не изменило ничего и в то же время изменилоочень много. Что, в сущности, изменилось после 26 августа? И до этого дня, и после него Грузия считала Абхазию и Южную Осетию своими территориями, причём настроения их население интересовали Тбилиси в последнюю очередь. И до, и после грузинские власти были готовы вести диверсионную и партизанскую борьбу на «спорных землях». То есть все проблемы, имевшие место до акта признания, остались. Историческим решение Медведева стало потому, что им Москва изменила свою роль в абхазских и осетинских делах, и в отличие от той же Турции, которая продолжает называть своих солдат на севере Кипра «миротворцами», Кремль оформил это изменение юридически. Россия могла изменить свою роль и без признания независимости двух бывших автономий. Однако начатый Грузией в 2004 году четырёхлетний процесс «разморозки конфликта» подтолкнул Россию к тому, чтобы пересмотреть свой взгляд на сохранение статус-кво как на высшую ценность. «Пятидневная война» окончательно разрушила существовавший баланс сил, сделала Россию непосредственным участником конфликта. Из миротворца она превратилась в политического покровителя Абхазии и Южной Осетии. В этой смене статуса нет ничего ни плохого, ни хорошего, это простая констатация факта. Ни Грузия, ни окружающий мир не признали полностью новые реалии. Россия не оказалась, конечно же, в изоляции; но по абхазскому и осетинскому вопросам она на международной арене осталась практически в одиночестве. Вообще «окончательное определение» статуса спорных территорий не кажется нам перспективой ближайшего будущего. Армяно-азербайджанский конфликт из-за Нагорного Карабаха перешёл из военной фазы в «замороженную» в мае 1994 года, продолжавшаяся 14 месяцев грузино-абхазская война завершилась в октябре 1993 года, а грузино-юго-осетинское противостояние прекратилось в июне 1992 года. Что касается левого берега Днестра, то военный конфликт между Кишинёвом и Тирасполем, самый кратковременный (весна-лето 1992 года) среди всех постсоветских конфликтов, был остановлен в июле 1992 года. Таким образом, уже более 15 лет в «остуженных» горячих точках СНГ продолжается своя жизнь, отдельная от жизни «покинутых» государств. Люди в Степанакерте, Сухуми, Цхинвале и Тирасполе не просто «выживают»: они занимаются бизнесом

и некоммерческой деятельностью, трудятся и отдыхают, создают семьи и рожают детей. И, наряду с другими делами, занимаются тем, что формируют собственные органы власти и управления. Выборные процедуры стали неотъемлемой частью политического процесса в де-факто государствах, демократизация посредством выборов в них — не политическая абстракция, а действенный способ придать требованиям независимости больше веса. Поэтому изучение выборов в де-факто государствах необходимо. Настало время рассматривать внутриполитическую динамику в Южной Осетии, Абхазии, НКР и ПМР в качестве самостоятельного предмета изучения, а не «довеска» к конфликтологическим исследованиям. Только таким образом можно понять процессы «транзита» на всём постсоветском пространстве. Но академическим интересом дело не исчерпывается: если принять тезис о демократизации как о непременном условии урегулирования конфликтов, то изучение выборных процедур в де-факто государствах получает ещё и практическую ценность. Референдумы и выборы в де-факто государствах: конкуренция с государствами де-юре. В Нагорном Карабахе состоялось два референдума. В декабре 1991 года на плебисцит был вынесен вопрос о независимости, а 15 лет спустя, в декабре 2006 года всенародно утверждался Основной Закон Нагорного Карабаха. В НКР прошли четыре избирательные кампании по выборам президента. В период войны с Азербайджаном в республике действовал режим ГКО (Государственного комитета обороны). Его задачей было мобилизационное управление, которое, пусть и не в сталинском стиле, но сдерживало «самоорганизацию общины» Карабаха. Однако после окончания военных действий от мобилизационной модели политики отказались. В 1996 году на первых выборах президента НКР было выдвинуто три кандидата, победил нынешний президент Армении Роберт Кочарян. В 1997 году на внеочередных выборах, объявленных в связи с переходом Кочаряна на работу в Армению, где он стал тогда премьер-министром, победил Аркадий Гукасян. В 2002 году он снова одержал победу, в выборах участвовали четыре кандидата. В 2006 году Гукасян создал важный для НКР прецедент — решил покинуть свой пост после двух легислатур, хотя могпродлить пребывание у власти, так как Конституция НКР была принята только в 2006 году. В 2007 году к власти пришёл Бако Саакян, соревновались пять претендентов. За постсоветский период в Карабахе четырежды избирался парламент: в 1991, 1995, 2000 и 2005 годах. Прошли также три кампании по выборам в органы местного самоуправления: в 1998, 2001 и 2004 годах. При этом в 2004 году мэром столицы НКР Степанакерта стал Эдуард Агабекян — представитель оппозиционного «Движения-88», политический оппонент тогдашнего президента Гукасяна. В результате событий 15-летней давности (грузино-абхазской войны) произошла институционализация де-факто государства Абхазии. В 1993 — начале 2000Dх годов политическая система непризнанной республики строилась вокруг авторитета харизматичного лидера абхазского этнонационалистического движения Владислава Ардзинбы, однако затем в абхазскую систему власти медленно, но верно стали проникать элементы демократии. В 1994 году Ардзинба, бывший до того главой Верховного Совета республики, стал президентом Абхазии. Тогда поле его избрания ограничилось стенами парламента. В 1999 году абхазский лидер победил на всеобщих выборах без выбора — у него попросту не было альтернативы. Зато в 2004 году выборы в Абхазии стали реально конкурентными — соревновались пять кандидатов. Причём провалилась операция «преемник»: Рауль Хаджимба, на которого указала «семья» первого президента, потерпел поражение. Не помогли ни пресловутый административный ресурс, ни «рука Москвы», Сергей Багапш стал вторым главой де-факто государства. Таким образом, в Абхазии был создан прецедент передачивысшей власти посредством выборов. И хотя парламентские выборы в Абхазии, прошедшие в марте 2007 года (первый тур был 4 марта, второй — две недели спустя), не были признаны ни одним государством и ни одним из влиятельных международных институтов, трудно игнорировать тот факт, что уровень демократии в Абхазии ничуть не ниже, чем в любой из соседних стран. К тому же власти Абхазии не пытались использовать такие «технологии», как перманентная корректировка сроков выборов, что делал Михаил Саакашвили во время подготовки к выборам органов местного самоуправления в 2006 году.И в отличие от Грузии, которая, по идее, должна выступать примером для «незрелой» Абхазии, абхазские власти не стали совмещать парламентские и президентские выборы. В Абхазии выборы в парламент стали играть самостоятельную политическую роль, показав, что политическое «взросление» здесь продолжилось. Раскол в ходе президентских выборов 2004 года воспринимался как шок не только абхазами, но и всем полиэтничнымобществом Абхазии; многим тогда казалось, что он ослабляет республику перед лицом «грузинской угрозы». Сегодня же многие политики, включая Багапша, понимают прагматическое значение демократической процедуры — без неё путь к возможному признанию республики будет закрыт раз и навсегда. А значит, выборы не превращаются в «договорной матч». Абхазию часто обвиняют в копировании российского опыта, но она не взяла на вооружение российское «ноу-хау» — пропорциональную систему выборов. Партийные структуры в их современном понимании в республике не сложились. Каждому непредвзятому наблюдателю ясно, что партии в Абхазии — скорее клановые по своей сути структуры, чем политические объединения граждан. Но э.......................