Философские мотивы малой прозы Дж. Д. Сэлинджера

Министерство образования Московской области

Государственное образовательное учреждение высшего образования Московской области

Московский государственный областной университет

(МГОУ)



Факультет русской филологии

Кафедра истории зарубежных литератур

ВЫПУСКНАЯ КВАЛИФИКАЦИОННАЯ БАКАЛАВРСКАЯ РАБОТА







На тему:



«Философские мотивы малой прозы Дж. Д. Сэлинджера и 

В. О. Пелевина»



Некрасова Наталья Михайловна





по направлению подготовки 45.03.01 «Филология»



профиль подготовки «Отечественная филология»









Руководитель						Редина О.Н., к. ф. н., доцент

бакалаврской работы				

								________________________

									(подпись, дата)











Москва

2017






Оглавление

	Введение	3

	Глава первая. Творчество Сэлинджера и Пелевина в рецепции литературной критики	6

	1.2. Проза Сэлинджера в оценке критиков	6

	1.2  Проза В. Пелевина в оценке литературной критики	16

	Глава вторая. Развитие философских мотивов в малой прозе Сэлинджера и Пелевина	21

	2.1. Тема скоротечности человеческого существования в рассказах Сэлинджера «Лапа -растяпа»	21

	и Пелевина «Спи»	21

	2.2. Мотив «нирваны» в рассказах «Тедди» Сэлинджера	35

	и «Иван Кублаханов» Пелевина	35

	2.3. Мотив иллюзорности всего сущего	48

	в рассказах «Запись о поиске ветра» Пелевина	48

	и «Тебе, Эсме, – с любовью и убожеством» Сэлинджера	48

	Заключение	61

	Список литературы	64






Введение



Во второй половине XX века появляются идеи о формировании общечеловеческой, универсальной культуры, в которой будут объединены все культурные традиции каждого народа. В контексте этой ситуации антагонистическая пара Восток-Запад получает новое толкование с точки зрения их различия и сходства. Несмотря на существующее до сих пор мнение о невозможности соединения этих двух миров, универсальная культура предполагает разрушение бинарной оппозиции Восток-Запад.

Сближение двух цивилизаций началось с активных действий по расширению экономических сфер влияния со стороны Запада. Миссионеры Западной Европы насильственно распространяли традиционные для них ценности и понятия на Дальнем и Ближнем Востоке, не считаясь с существовавшей задолго до их прихода самобытной культурой местного населения. Однако встреча двух миров не завершается односторонним влиянием более инициативной культуры на другие, пассивные. Процесс этот всегда обоюден, и влияние Востока на Запад не менее, если не более значительно.

До эпохи Великих географических открытий восточные страны для европейцев существовали в ореоле сказочных мифов, затем Дальний Восток стал реальным географическим и культурным пространством. Первоначально интересы Западной Европы не простирались дальше материальных ценностей, восточные страны ассоциировались с роскошью и экзотикой. 

Но постепенно увлечение внешними атрибутами сменяется интересом к иному, отличному от европейского, восточному мировоззрению. Западный мир перестает воспринимать Восток как объект, подлежащий перестройке и цивилизации на европейский лад, и начинается осмысление восточной системы ценностей как иной культуры. Уже в XVIII веке в Европу начинают проникать восточные идеи – религиозные, философские и художественные. 

Впервые за всю историю существование западной цивилизации начал рушиться миф о  европоцентричности мира. Постепенно европейцы  начали убеждаться в том, что другие культуры так же равноправны с их собственной культурой. Во второй половине XX века философия постмодерна ищет иные пути познания мира, помимо классического рационального способа, и обращает внимание на восточные концепции просветления. Так, интуитивное постижение реальности, называемое в дзен-буддизме «сатори», начинает использоваться некоторыми деятелями западной культуры для создания их произведений. 

Актуальность выпускной квалификационной работы связана с усилением интереса отечественных исследователей к литературе постмодернизма и влиянию восточной философии на творчество писателей. Малая проза Дж. Д. Сэлинджера и В. О. Пелевина в этом плане репрезентативна и даёт богатый материал для исследования.

 Научная новизна данной работы заключается в исследовании конкретных буддистских концепций, которые находят отражение в рассказах Сэлинджера и Пелевина.

Объект исследования - рассказы «Лапа-растяпа» (1948), «Тебе, Эсме, – с любовью и убожеством» (1950), «Тедди» (1953) Дж. Д. Сэлинджера и рассказы «Спи» (1991), «Иван Кублаханов» (1994), «Запись о поиске ветра» (2003) В.О. Пелевина. 

Предмет исследования – мотивы восточной философии, воплотившиеся в анализируемых произведениях.

Цель работы - исследование философских концепций в малой прозе Сэлинджера и Пелевина. 

Задачи, которые раскрывают путь к достижению цели, следующие:

           - исследовать рецепцию творчества Дж. Д. Сэлинджера и В. О. Пелевина в литературной критике; 

           - выявить и проанализировать философские мотивы, воплощенные в малой прозе Сэлинджера и Пелевина;

- провести сопоставительный анализ художественных идей Сэлинджера и Пелевина, рожденных восточными религиозно-философскими учениями;

- охарактеризовать влияние упомянутых идей на поэтику малой прозы.

Методологической основой исследования стали работы отечественных и западных ученых, в которых использовался метод историко-культурного анализа религиозно-философских мотивов Востока в зарубежных и русских литературах - Н.И. Конрада, Е.В. Завадской, Т.П. Григорьевой, В.Н. Топорова, Г.Д. Гачева.

В работе использовались историко-литературный, типологический, сравнительно-исторический и феноменологический методы анализа.

Структура работы определена ее целью и задачами. Работа состоит из введения, двух глав, заключения и библиографии.


Глава первая. Творчество Сэлинджера и Пелевина в рецепции литературной критики

1.2. Проза Сэлинджера в оценке критиков



Писательская карьера Сэлинджера началась с публикации коротких рассказов в нью-йоркских журналах. Его первый рассказ «Молодые люди» был опубликован в 1940 году в журнале «Story», основанном Уитом Бернеттом. С 1941 года начал публиковаться в издании «The New Yorker». Первую серьёзную известность Сэлинджеру принёс короткий рассказ «Хорошо ловится рыбка-бананка» – история одного дня из жизни молодого человека Симора Гласса и его жены. В конце 1940-х писатель стал изучать дзэн-буддизм.

Спустя одиннадцать лет после первой публикации, 16 июля 1951 года, выходит из печати единственный роман Сэлинджера «Над пропастью во ржи», над которым писатель работал с 1941 года. Роман встретил дружное одобрение критики и до сих пор сохраняет популярность среди старшеклассников и студентов, находящих во взглядах и поведении героя, Холдена Колфилда, близкий отзвук собственным настроениям. Книга была запрещена в нескольких странах и некоторых штатах США за депрессивность и употребление бранной лексики, но сейчас во многих американских школах входит в списки рекомендованной для чтения литературы. К 1961 году роман был переведён уже в двенадцати странах, включая СССР, где его напечатали в переводе Риты Райт-Ковалёвой в журнале «Иностранная литература».

Ко времени выхода романа в различных периодических изданиях уже были опубликованы двадцать шесть произведений Сэлинджера, в том числе семь из девяти новелл, составивших в 1953 году отдельную книгу «Девять рассказов».

В 1960-е годы выходят новеллы «Фрэнни и Зуи» и повесть «Выше стропила, плотники». Героев этих произведений – членов высокоинтеллектуальной, утончённой семьи Глассов – Сэлинджер делает проводниками своих идей – синтеза дзэн-буддизма, умеренного мистицизма, нигилизма битников и толстовства.

В 1958 г. появляется первая монография, посвященная творчеству Сэлинджера. Это книга была книга Ф. Гвинна и Дж. Блотнера «Проза Дж. Д. Сэлинджера». Этот научный труд содержит анализ всех опубликованных к тому времени произведений писателя. Авторы выделяют в творчестве Сэлинджера три периода: 

– «ученический» (1940-1948); 

– «классический» (1948-1951);

– период «упадка», который начался, как считали Гвинн и Блотнер, после публикации романа «Над пропастью во ржи». 

Критики подробно исследуют каждый период, сочетая метод формально-структурного подхода с традицией фрейдистского психоанализа. В ранней прозе Сэлинджера Ф. Гвинн и Дж. Блотнер стремятся найти исследование судьбы человека в социальном плане. Критики считают, что в ранних рассказах 1948-1951 годов Сэлинджер описывал мир «психически неполноценных людей, иногда находящих спасение в любви».  

Через пять лет после публикации работы Гвинна и Блотнера появилась монография У. Френча «Дж. Д. Сэлинджер».  В своей книге Френч пытается найти «мифологические модели», послужившие основой для творчества Сэлинджера и рассматривает прозу писателя как продукт различных литературных влияний. 

Анализ творчества писателя Френч строит с помощью бинарных оппозиций, отыскивая в структуре рассказа противопоставленние «мира добра» и «мира зла». Образ Холдена Колфилда Френ считает типичным, так как герой романа «Над пропастью во ржи» стремится к статичности, о чем свидетельствует, по мнению Френча, мечта Холдена Колфилда спасать детей у оврага. В заключении автор монографии делает вывод, что роман Сэлинджера есть «история человека, который некогда в прошлом хотел быть ловцом во ржи». 

В 1964 г. было опубликовано пособие для учащихся школ и колледжей «Дж. Д. Сэлинджер: ловец во ржи» Ричарда Леттиса. Автор исследует образ Холдена Колфилда в аспектах влияния общества на героя и влияния героя на общество. У Холдена несколько возможных вариантов событий для развития его отношений с обществом. Он может отвергнуть общество, попытаться его улучшить или примириться с ним. Р. Леттис считает, что герой выбирает худший вариант – отвергает общество, в то время как большинство его современников смиряются с обществом. 

Ни один из этих вариантов не устраивает автора пособия, Леттис считает, что оптимальный вариант для человека – это борьба за улучшение общества, но борьба эта должна опираться на заимствованный из французского экзистенциализма девиз борьбы «без надежды на успех». 

«Поражение Холдена учит необходимости и цене победы, – пишет Леттис. – Необходимости стремиться, несмотря на все наше несовершенство, к такому обществу, где Холден Колфилд смог бы развиваться и процветать, стремиться к такому окружению, которое научило бы его необходимости зла, обмана и даже отчаяния…». 

Основной идеей романа «Ловец во ржи» Леттис считает религиозно-философское оправдание зла и несправедливости, а наивысшим достижением романа критик считает требование «любви ко всем», – то есть нужно любить общество, в котором ты живешь, со всеми его пороками. И в этой любви к обществу и есть «улучшение мира».

Профессор Чикагского университета Джеймс Миллер-младший опубликовал в 1965 г. монографию «Дж. Д. Сэлинджер», где в качестве основного метода исследования выбрал несвойственный его предыдущим работам, написанным в духе структурализма, «мифологический принцип», требующий поиска в литературном произведении условно-мифических или библейских символов. 

Автор рассматривает время действия романа «Ловец во ржи» – канун Рождества – как символ смерти и воскрешения после нее. Основной темой «Девяти рассказов» Дж. Миллер считает отчуждение, которое он трактует в экзистенциальном плане, как отчуждение в любви, отчуждение в супружестве и общее некое мистическое нематериальное отчуждение.

Поздние произведения Сэлинджера, по мнению критика, не следует читать как теологические трактаты. Дж. Миллер делает вывод, что Дж. Д. Сэлинджер – это «романист, работающий в традициях американского романа». Как полагает Миллера, проза Сэлинджера написана в лучших традициях американской литературы. Готорн, Мелвилл, Эмили Дикинсон, Уитмен, Марк Твен, а также Фитцджеральд и Ринг Ларднер – вот предтечи Сэлинджера.

В 1966 г. вышло учебное пособие для студентов, посвященное литературоведческому анализу повестей Сэлинджера «Френни» и «Зуи», а также его сборнику «Девять рассказов». Автор этого пособия – доктор философии Нью-Йоркского университета Карлотта Александер – подходит к творчеству Сэлинджера с позиций экзистенциальной эстетики, религиозного мистицизма и методологии психоанализа.  

В 1962-1963 гг. в США выходят несколько антологий, посвященных исследованию творческого пути Сэлинджера, в них были собраны различные критические статьи о творчестве писателя.

В 1962 году литературным критиком журнала «Time» Генри Гренвальдом была составлена объемная антология «Сэлинджер. Критический и персональный портрет».  В эту антологию входили статьи и отрывки из статей и книг более двадцати критиков, представлявших различные литературоведческие школы и направления. 

Генри Гренвальд написал предисловие к сборнику, где представил собственное суждение о творчестве Сэлинджера, которого он считал приверженцем романтического течения в современной американской литературе. 

«После десятилетий, ознаменованных политическим, социальным и психологическим романами, молодежь сможет, наконец, с чувством облегчения встретиться с Сэлинджером», – пишет Гренвальд, не уделяя должного внимания социальным аспектам в произведениях писателя.

Одна из статей, входящих в антологию Гренвальда, – это статья профессора Корнельского университета А. Майзенера «Любовная песнь Дж. Д. Сэлинджера». Название является отсылкой к поэме Т. С. Элиота «Любовная песнь Дж. Альфреда Пруфрока». Критик не отождествляет героя Сэлинджера с элиотовским собирательным типом «бостонского интеллигента». Напротив, он более всего ценит в творчестве писателя поиск положительного героя, «хорошего американца». Торо, Мелвилл, Твен, Фолкнер, Фитцджеральд – это те писатели, рядом с которыми Майзенер ставит и Сэлинджера. 

Критик считает, что героям Сэлинджера присущи те же черты, что и Измаилу у Мелвилла, Геку Финну у Твена, Айку Маккаслину у Фолкнера и Джею Гэтсби у Фитцджеральда. Майзенер впервые обратил внимание на то, что начало рассказа «Хорошо ловится рыбка-бананка» – это сближающаяся с поэзией «полифоническая проза», построенная в соответствии с законами стихосложения. 

В той же антологии Гренвальда помещена статья американского критика А. Кейзина, который характеризует Сэлинджера как одного из лучших американских новеллистов, чье мастерство можно сравнить лишь с мастерством в этом жанре Хэмингуэя.

В 1963 г. критическая литература о Сэлинджере пополнилась еще одной антологией литературно-критических материалов, посвященных «Ловцу во ржи». Специфика сборника Г. Симонсона и Ф. Хейгера заключалась в том, что в их антологии, в основном, были собраны документы о кампании, которая велась в США в середине 1950-х годов против этого романа и тех преподавателей, которые советовали своим ученикам прочесть историю Холдена Колфилда.

В этом же году вышла антология «Исследования творчества Дж. Д. Сэлинджера. Ревю, эссе и критика «Ловца во ржи» и других произведений».  Ее авторы – М. Лейзер и Н. Фрумэн – попытались проиллюстрировать различные подходы к творчеству Сэлинджера в американском литературоведении – «мифологический», социологический, психологический, фрейдистско-юнгианский, лингвистический, структуралистский и т.д.

В том же 1963 г. журнал «Wisconsin Studies in Contemporary Literature» посвятил литературному творчеству Сэлинджера специальный номер, в котором, среди множества критических статей, было опубликовано исследование известного американского критика-экзистенциалиста Ихаба Хасана. 

Он называет Сэлинджера поистине религиозным писателем, считая, что идея любви в его произведениях духовная, а не светская, а «антиформа» повестей о Гласах продиктована мистическим сюрреализмом темы.

В 1966 г. еще один американский журнал «Modern Fiction Studies» также выпустил номер, целиком посвященный творчеству Сэлинджера. В нем было напечатано несколько статей, рассматривающих новеллистику писателя, а также работа Джона Хауэлла, который предпринял попытку структурного анализа «Ловца во ржи» в свете мотивов поэмы Элиота «Полые люди», то есть признания «краха всех надежд и чаяний своего поколения». 

В 1998 году была опубликована автобиография Джойс Мейнард. В 18 лет девушка написала в газете "Нью-Йорк Таймс" эссе, на которое Сэлинджер откликнулся письмом, в котором восхищался ее литературным даром и предостерегал ее от опасностей, которым подвергаются молодые таланты. Завязалась переписка, в результате которой Джойс Мейнард переехала жить в уединенный дом Сэлинджера в Корнише. Но через девять месяцев девушка вернулась домой. Для Сэлинджера это был ничем не примечательный эпизод, корреспонденток у него было много. Но в жизни Джойс это событие занимает центральное место.

Маргарет Энн Сэлинджер, дочь Дж. Д. Сэлинджера, опубликовала в 2000 г. свои мемуары. Название книги Маргарет, "Dream Catcher", переводится как "ловец снов". Ловец снов - это индейский амулет, сделанный из скрученного ивового прута и нитей, имитирующих паутину таким образом, что в центре остается круглое отверстие. По индейским поверьям дурные сны запутываются в паутине, а добрые сновидения проникают без препятствий. Маргарет Сэлинджер пишет, что вся ее жизнь была колебанием между сном и кошмаром на тонкой паутинке, которую сплели ее родители. Она подробно описывает деспотичность отца, который признавал только воображаемые идеалы и сердился, когда реальность им не соответствовала. Главные вопросы, который задает Маргарет Сэлинджер в своей книге: совместимы гений и злодейство? И искупается ли злодейство гением?

В отечественном литературоведении особого внимания заслуживают исследования И. Л. Галинской. В книге «Философские и эстетические основы поэтики Дж. Д. Сэлинджера» основной целью своего исследования автор выбирает «суггестивность»: «Говоря о скрытых философских основах литературных произведений, мы всякий раз будем иметь в виду не собственное философствование их творцов, а взгляды на мир и на место человека в нем, которые писатели заимствовали из тех или иных философских систем». 

Галинская пишет, что каждый из рассказов сборника «Девять рассказов» соответствует определенному поэтическому настроению:

Первый - эротики, любви;

Второй - смеха, иронии;

Третий - сострадания;

Четвертый - гнева, ярости;

Пятый - мужества;

Шестой - страха;

Седьмой - отвращения;

Восьмой - изумления, откровения;

Девятый - спокойствия, ведущего к отречению от мира.

Каждый рассказ Сэлинджера Галинская анализирует с точки зрения соответствующего ему поэтического настроения. «В согласии с сущностью теории «дхвани-раса», суггестивное поэтическое настроение слышится читателю, как отзвук, как эхо».

Галинская подробно описывает используемые Сэлинджером приемы для достижения эффекта, необходимого для создания нужного поэтического настроения. Сюда входят определенная цветовая лексика, особые синтаксические конструкции и композиционное построение каждого рассказа.

Американское общество, идеологией которого стал прагматизм, утратило духовные основания, и это остро почувствовали, в первую очередь, деятели культуры. Мыслители Запада откликнулись на этот кризис, обратившись к различным религиозным традициям, в частности, к дзен-буддизму. 

Японский вариант буддизма повлиял на многих художников, писателей и философов того времени, к примеру, Эрих Фромм увидел в буддизме основания для психоанализа и в 1960 году написал «Дзен-буддизм и психоанализ», а Дж. Д. Сэлинджер спустя несколько лет издал сборник «9 рассказов», в котором отразил идеи этой религии, пришедшей на американскую почву. 

Как пишет исследователь И. Л. Галинская, сам сборник изобилует «множеством «темных мест», загадочных эпизодов, символов, намеков и знаков, не поддающихся на первый взгляд логической интерпретации. Порой – это отдельные слова, фразы, иногда – целые эпизоды и даже сюжетные ходы». 

В 2001 году в журнале "Иностранная литература" была опубликована статья Александры Борисенко, в которой автор акцентирует свое внимание не столько на творчестве Сэлинджера, сколько на его биографии, которая до сих пор недостаточно известна. Борисенко начинает свою статью сообщением о любви Сэлинджера к детям и его нелюбви к различным интервью. И все-таки, однажды Сэлинджер побеседовал со школьницей Ширли Бейи, которая впоследствии опубликовала отчет об этой беседе в школьной газете. Следующей попыткой сообщить подробности о личной жизни писателя стала книга Иэна Гамильтона "Дж. Д. Сэлинджер. Жизнь на бумаге" (1986), где широко цитировались письма писателя. Сэлинджер подал в суд на журналиста, аргументировав свой поступок таким образом: "Попробуйте перечитать свои письма сорока шестилетней давности. Это мучительное чтение".

Андрей Аствацатуров в своей книге «И не только Сэлинджер» объясняет, почему даже в США о Сэлинджере написано только «несколько тощих монографий да три десятка статей». Причина такого скудного количества критической литературы о культовом классике Аствацатуров видит в нехватке конкретных фактов о жизни и творчестве Сэлинджера, а ведь «филологическое исследование основывается на фактах, а не на догадках и косвенных сведениях». В качестве примера разностороннего восприятия творчества Сэлинджера Аствацатуров вспоминает задание, которое он дал своим студентам на семинаре. Необходимо было написать краткое изложение событий рассказа «Лапа-растяпа». В ходе этого эксперимента выяснилось, что каждый студент интерпретировал текст по-своему: «главным сюжетообразующим в рассказе Сэлинджера всякий раз называлось что-нибудь новое».  Аствацатуров приходит к выводу, что рассказы Сэлинджера, как зеркало, предлагают нам тот материал, который соответствует нашему внутреннему состоянию.


1.2  Проза В. Пелевина в оценке литературной критики



Виктор Пелевин является одной из самых загадочных фигур в современном литературном сообществе. Многие высказывают сомнения в самом существовании этого человека, называя его литературной мистификацией. Дело в том, что писатель не поддерживает контактов с журналистами и поклонниками, предпочитая общение в интернете. Кроме того, большое количество разноплановых литературных произведений, отличающихся как направленностью, так и способом отображения характеров персонажей, вызывает подозрения, что Пелевин на самом деле – группа авторов, объединившихся под одним псевдонимом.

В текстах Пелевина множество цитат, отсылок, аналогий и ассоциаций, требующих от читателя дешифровки. В его книгах присутствуют фольклор, классические тексты, философские и религиозные трактаты. Чтение таких произведений похоже на разгадывание кроссворда, возникает эффект узнавания и припоминания, как будто ты услышал старую и хорошо знакомую историю, рассказанную по-другому, по-новому. Это интеллектуальная игра, приносящая эстетическое и интеллектуальное удовольствие. 

В произведениях Пелевина задействована классическая мифология . Это легенды, мифы и предания разных народов: кельтские, германские и скандинавские мифы, китайские волшебные сказки, шумерская мифология и русские народные сказки. В них нашли место нумерология, буддизм и даосизм, шаманизм и инициации, йогические техники и экстатические практики. Читатель должен узнавать прямые или косвенные цитаты из философско-религиозных трактатов «И-Цзин» и «Дао Дэ Цзин», «Алмазная сутра» и «Тибетская Книга Мертвых», вспомнить дзэн-буддийские коаны и суфийские притчи.



Одна из главных тем творчества Пелевина – это миф, миф с учетом всех его форм, вариаций и трансформаций от классической мифологии до современной социальной и политической мифологии. Как и многие писатели ХХ века, Пелевин обращается, во-первых, к содержанию мифов, их героям, сюжетам и идеям, используя скрытый и еще не реализованный потенциал мифологического мышления. Повторяя миф, реконструируя его, Пелевин воспроизводит и реактуализирует фундаментальные основания человеческого существования и бытия вообще. 

 «В конце восьмидесятых Виктор Пелевин стал известен как фантаст; его рассказы появлялись в сборниках и журнале «Химия и жизнь», где в то время был лучший раздел фантастики», – вспоминает литературовед Сергей Кузнецов в своем очерке о жизни и творчестве писателя «Виктор Пелевин. Тот, кто управляет этим миром». Некоторое время молодой прозаик был известен только поклонникам этого жанра, поэтому первый его сборник рассказов «Синий фонарь» остался незамеченным серьезной критикой. однако спустя два года Пелевин получил за неё Малую букеровскую премию, а в 1994 году — премии «Интерпресскон» и «Золотая улитка».

Широкий интерес к творчеству Пелевина появляется после выхода в журнале «Знамя» повести «Омон Ра» в 1992 г., в которой история советской космонавтики представлена как злая сатира на тотальный обман советской пропаганды, и лишь немногие критики обратили внимание на неожиданный финал «Омона Ра», в котором выясняется, что все это происходило только в сознании обреченных на смерть космонавтов.  Роман привлёк внимание литературных критиков и номинировался на Букеровскую премию.

После появления в печати повести «Омон Ра» Пелевин в глазах литературной общественности вышел из зоны фантастики и перешел в зону литературы постмодернизма. «Все шло хорошо, пока Пелевин творил (в числе многих) в ключе постмодернизма. Это был не убогий шутовской постмодернизм, а стильный, точный и яркий, да еще с «правильным» уклоном, как могло показаться по «Омону Ра». Пелевин занял вполне достойное место в отечественной литературе. Ведь поскольку в своем творчестве Пелевин не занимался развенчиванием традиционного «реалистического» направления, то и некоторые литераторы-традиционалисты относились к нему нейтрально, как к явлению вполне допустимого параллельного мира с неевклидовой геометрией. Ведь оставаясь в рамках «чистого» постмодернизма, Пелевин не покушался тем самым на главную святыню реалистов – «духовность». 

Это цитата из «Дневника идеалиста» Андрея Маргулева, где автор рассуждает о причинах неприятия представителями «старой» литературной школы прозы Пелевина. В своей статье Маргулев предположил, что литературное творчество Пелевина может иметь синтетическую природу. То есть, произведения Пелевина представляют собой синтез различных традиционных и нетрадиционных жанров литературы.

Сергей Корнев в критической статье «Столкновение пустот. Может ли постмодернизм быть русским и классическим?» – называет Виктора Пелевина «классическим писателем-идеологом». Как считает профессор, Пелевин занял в русской литературе вакантную нишу Борхеса, Кортасара и Кастанеды, написав «Чапаева и Пустоту» – первый образчик русской философской прозы, простой для восприятия и обладающей концентрированным содержанием. Корнев пишет, что уникальность Пелевина, как писателя, в том, что он противостоит не только канонам постмодернизма, но и всей западной философской традиции последних полутора столетий. 

В рецензии Александра Закуренко «Искомая пустота» раскрывается многожанровая составляющая творчества Пелевина: «Пелевин использует один из распространенных приемов японской дзен-буддистской поэзии – хонкадори, что означает включение в свой текст чужого текста или определенных фрагментов. Средствами элитарной культуры выражаются реалии массового сознания. Новый прием, пародируя сам себя, тут же превращается в архаический, что служит его повторному пародированию […] Если перечислить хотя бы частично набор культурологических реалий романа, получится нео-Даль в транскрипции Эллочки-людоедки, либо словарь той же Эллочки в степени n, где n – количество услышанных книг». Таким образом, как считает Закуренко, Пелевин использует приемы не самого постмодернизма, а «праотцов» этого литературного направления.

Излюбленный постмодернистами принцип коллажа, то есть наслоения смысловых планов, обнаруживает в произведениях Виктора Пелевина Александр Генис, который посвятил этому писателю отдельный выпуск передачи на радио из цикла бесед о русской литературе. Главной заслугой Пелевина Генис считает особую дискретность прозы писателя, приводящую, как ни парадоксально, не к раздробленности формы повествования, а к ее монолитности и строгости. 

Генис сравнивает произведения Пелевина с фильмами Феллини, где самое интересное происходит в глубине кадра – действия на переднем и заднем плане развиваются независимо друг от друга. Александр Генис отмечает: «Важная странность его (Пелевина) прозы заключается в том, что он упрямо вытесняет на повествовательную периферию центральную «идею», концептуальную квинтэссенцию своих сочинений. Обо всем по-настоящему серьезном здесь говорится вскользь. Глубинный смысл происходящего раскрывается всегда неожиданно, якобы невпопад».

Критика литературных произведений Виктора Пелевина была бы неполной без скептических отзывов о его прозе. Одной из первых статей, отличающихся откровенно издевательским тоном и менторской интонацией, была работа обозревателя Павла Басинского «Синдром Пелевина».

Также несколько ядовитых статей о Пелевине было опубликовано в журнале «Новый мир» критиком Андреем Немзером. 

«Пелевин работает обманутыми ожиданиями. Превращение человека в насекомое – то метафора, то зловещая случайность, а то и вполне заурядное событие. Сшивание сюжетных линий проведено сноровисто – хронологические квазинеувязки лишь указуют на эстетическую малограмотность читателя, решившего, что у людей и насекомых одно и то же время […] Так уже бывало. Сегодняшняя энтомология смахивает на позавчерашнюю зоологию – на «Белку» Анатолия Кима. То же желание всех (хотя бы и по-разному) ошеломить, то же настырное философское неофитство, радующее высоколобых ценителей и пьянящее дебиловатых гениев на подхвате, готовых по любому поводу мычать: «Уу! Там философия!» – пишет Немзер в критическом обзоре на повесть «Жизнь насекомых». Вместе с автором критик разоблачает и читателей Пелевина.



Даже краткий обзор критических суждений о прозе Дж. Сэлинджера и В. Пелевина обнаруживает дискуссионную зону, сложившуюся вокруг их творчества, нерешенность целого ряда вопросов, касающихся философской подосновы их произведений. Без детального анализа философско-религиозных мотивов прозы Дж. Сэлинджера и В. Пелевина невозможно раскрытие как её глубинного смысла, так и её поэтологических принципов.



Глава вторая. Развитие философских мотивов в малой прозе Сэлинджера и Пелевина

2.1. Тема скоротечности человеческого существования в рассказах Сэлинджера «Лапа -растяпа» 

и Пелевина «Спи»



В  рассказах Сэлинджера «Лапа-растяпа» (1948) и Пелевина «Спи» (1991) отчетливо прослеживаются некоторые идеи буддизма. Согласно буддизму, правильная жизнь – условие того, что после смерти человек вновь мог родиться в более высокой касте, а за глупую, никчемную жизнь мог быть наказан рождением в образе какого-нибудь животного, насекомого или растения. Следовательно, жизнь – награда или наказание, а смерть – избавление от страданий или же их умножение. Подобные представления породили у древних индусов стремление к анализу, осмыслению каждого поступка. В мире, как и в жизни человека, нет ничего случайного, что не было бы предопределено его кармой. 

Карма – это сумма совершенных всяким живым существом поступков и их последствий, которые определяют характер его нового рождения, т. е дальнейшего существования. В миропонимании человека древнеиндийской культуры лейтмотивом проходит идея  скоротечности и незначительности человеческой жизни в сравнении с неземным миром. Осознание этого и сподвигло Будду к откровению. Согласно древним книгам, личное счастье, как бы ни было оно велико, не могло удовлетворить огненно устремлённый дух Бодхисаттвы. Сердце его продолжало откликаться на каждое человеческое горе, и ум его, созерцая непостоянство и скоротечность всего существующего, не ведал покоя. Он томился в роскошных помещениях своего дворца и, подобно льву, пронзённому ядоносной стрелою, в страдании восклицал: «Мир полон невежества и страдания, нет никого, кто бы мог исцелить недуги существования!»

Это состояние его духа символически описано в четырёх предсказанных встречах, запечатлевшихся в уме царевича сознанием страдания и тленности всего сущего. После них он оставил своё царство в поисках освобождения мира от страдания. Бесконечный круговорот вещей (сансара) – мировой закон жестокой обусловленности посмертной судьбы человека его моральным поведением при жизни. Неудивительно, что главным стремлением человека становится желание освободиться, вырваться из пут вечной реинкарнации, череды жизни и смерти.

Главные герои рассказов Сэлинджера и Пелевина живут бесцельно, каждый в своем мирке. Суетливая деятельность не оставляет каждому из них времени для рефлексии. И Элоиза, и Никита Сонечкин растрачивают отведенное им время, не задумываясь о его конечности. У них отсутствует мотивация к какому-либо действию, оба персонажа легкомысленно относятся к отведенному им времени.

У Элоизы нет никаких жизненных ориентиров, которые могли бы помочь ей в интеллектуальном или духовном развитии, она не ставит перед собой никаких целей и задач, которых хотелось бы достичь. Она живет механически, не задумываясь о будущем и настоящем, и лишь изредка оглядываясь на прошлое. 

В рассказе Пелевина скоротечность жизни показана более явно – это всеобщий сон, в который погружено все человечество. И чтобы увидеть мир реальный, необходимо проснуться. Главный герой – Никита – изначально умеет различать сон и явь, но у него не хватает уверенности противостоять обществу, для которого сон – и есть единственная реальность, и он выбирает наиболее удобный способ быть как все – проспать всю жизнь, ни о чем не задумываясь.

В критике многократно упоминалось об интертекстуальной связи современной постмодернистской прозы с романом И. Гончарова «Обломов». В данном случае цитирования заслуживают следующие строки: «Лежание у Ильи Ильича не было необходимостью, как у больного или как у человека, который хочет спать, ни случайностью, как у того, кто устал, ни наслаждением, как у лентяя: это было его нормальным состоянием <…>». Таким же «нормальным состоянием» постепенно становится сон (или, как звучит в рассказе, «состояние сна») и для героя Пелевина: Никита Сонечкин становится еще одним вариантом современного Обломова. Однако природа сна двух героев оказывается различной.

Уже в начале повествования слово «бодрствование» у Пелевина сопровождается эпитетом «перепуганное», простым объяснением которому служит страх перед лектором, который может заметить спящего студента. Вскоре рядом с существительным «пробуждение» (по смыслу родственным «бодрствованию») оказывается наречие «опасно»: «Больше всего Никиту удивляла та глубина и вязкость, которые при разговоре во сне приобретал его голос. Но обращать на это слишком большое внимание было опасно — начиналось пробуждение». При описании семинарского занятия автор сообщает о том, что, «когда его вызывали, он сперва просыпался, пугался и начинал блуждать в словах и понятиях <…>».

Далее (при попытке героя задуматься над вопросом «Почему мы все спим?») «он пугался, понимая, насколько эта тема невозможна для обсуждения». То есть, если сон героя Гончарова был отражением гармонии, счастья и покоя, царивших в.......................