Анализ формирования политической элиты Приднестровской Молдавской Республики

39







2



ОГЛАВЛЕНИЕ

	

	ВВЕДЕНИЕ                                                                                                                  3



	ГЛАВА I. Политическая элита: понятие и роль в федерациях                               5



	ГЛАВА II.  Политическая элита  Приднестровья: история и современность     20



	ГЛАВА III.  Россия и политическая элита Приднестровья                                   35



	ЗАКЛЮЧЕНИЕ                                                                                                          44



	СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ                 46







	

	


ВВЕДЕНИЕ

Политическая элита любого государства является достаточно активной и относительно сплоченной группой, которая реализует стоящие перед ней задачи стратегического, общегосударственного характера. В настоящей работе под «политической элитой» мы понимаем лиц, которые в силу своих позиций в государственной иерархии вправе принимать решения общегосударственного характера, контролировать их выполнение, а также влиять на принятие таких решений. Мы не ставим в данном случае задачей оценку эффективности элит, которая достигается за счет инструментальных показателей в контексте нормативного подхода к исследованию элит, хотя проблематика эффективности элиты нами также затрагивается.

Политические элиты непризнанных государств в своем развитии следуют в целом тем же тенденциям, что и аналогичные акторы в обычных государствах, хотя механический перенос вызовов и задач, стоящих перед «признанными» политическими элитами, явно недостаточен.

	Актуальность исследования связана с тем, что в науке пока недостаточно внимания уделяется изучению конкретных политических элит, в особенности вызовов, стоящих перед ними. Это затрудняет оперативное и качественное реагирование на вызовы самих элит, а также выработку эмпирического инструментария для такого реагирования. Приднестровская политическая элита как непосредственный предмет исследования в настоящее время сталкивается с весьма серьезными вызовами, однако пока не демонстрирует способности к эффективному реагированию на них. 

	Объектом исследования является политическая элита Приднестровья.

	Предметом является процесс формирования политической элиты Приднестровья.

	Цели и задачи. Целью курсовой работы является анализ формирования политической элиты Приднестровской Молдавской Республики. 

	Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

	1. Определить понятие политической элиты и ее роль в федерациях;

	2. Рассмотреть историю и современность политической элиты Приднестровья;

	3. Рассмотреть участие России в политической элите Приднестровья.

Источниковая база исследования. Теоретическую основу курсовой работы составили данные учебной литературы таких авторов как:  Бурдьё П., Гаспарян Д.Э., Погорельского А.Л.,  Муцушика Ш.  и др., а также данные периодической литературы: Богатырева Л.В., Бырлэдяну В., Коадэ Л., Васильев, Л.С., Ежевский Д.О., Гущина А.А., Олейников С.В., Эзри Г.Н.,  Крыштановская О.В. и др. 

	Информационную основу исследования составили данные ресурсов сети Интернет. 

	Структуру курсовой работы раскрывают введение, три главы, заключение и список использованной литературы. 

	

	

	

		

		


ГЛАВА I. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭЛИТА: 

ПОНЯТИЕ И РОЛЬ В ФЕДЕРАЦИЯХ 

Политические элиты являются одним из важнейших элементов государственного механизма, ведь именно элита принимает все жизненно важные государственные решения. Феномен политической элиты противоречив. С одной стороны, политическая элита – это деперсонализированная масса, выступающая единой системой с общей идеологией, интересами и коллективным сознанием. С другой стороны, политическая элита – это конкретные люди со своими частными мнениями, взглядами, интересами.

На противоположной стороне находится народ, управляемые. Народ, безусловно, по современным политическим воззрениям имеет право контролировать власть, политическую элиту. Формы и методы этого контроля вопрос совершенно другой. Ответ на него зависит от выбора конкретной политической системы. Самая радикальная проблема – это право народа на восстание для свержения тирании. С одной стороны, народ имеет право на восстание, ведь народ в демократическом государстве является источником власти, он легитимирует политическую элиту, а ее свержение является самым радикальным способом делигитимации. С другой стороны, народ не имеет право на восстание, ведь, если народ легитимирует политическую элиту, то политическая элита a priori  такова, каковой ее хочет видеть народ.

Народ, как и политическая элита, является одновременно деперсонализованной массой с коллективным сознанием и частными лицами со своими индивидуальными сознаниями. Политические элиты, народ, вообще любые коллективы и группы людей, как показал К. Маркс на примере человеческого рода и индивидуального человека, человек и группа, в которую он входит, диалектически связаны, у человека и группы одна сущность, которая меняется с течением времени. Человек одновременно выступает как индивид и член группы. Право на восстание также диалектично. Временами люди совершают восстания, временами политические элиты и их отдельные представители совершают государственные перевороты. Последствия (победа одних и поражение других) легитимируются последующей за событием политической и социально-экономической практикой.

На практике в устоявшихся политических режимах люди, как право, восстаний не совершают, а политические элиты не совершают государственные перевороты. В случае несогласия с правительством люди могут организовывать различные акции протеста, забастовки. Однако на практике часто случается так, что решением правительства довольны не все. В обществе множество мнений и групп, поддерживающих то или иное мнение. Как правило, отсутствие единства мнений не ведет к кризису современных политических систем. Одно из возможных объяснений – диапазон различия в мнениях не столь высок, люди терпеливо относятся к мнению, которое отличается от их собственного.

Другое возможное объяснение – всякая оппозиция, как отметила Д.Э. Гаспарян, уже включена в систему, является ее частью. Оппозиция институализирована. Это связано с тем, что идеология оппозиции и власти стала общей. Оппозиция утратила радикализм. Кроме того, как показал П. Бурдьё в работе «Политическая социология»: институты общественного контроля такие (например, СМИ, общественные организации, профсоюзы) не контролируют власть, а лишь воспроизводят штампы уже сложившейся системы. Сложившейся систему французский социолог именует понятием «поле». «Поле» просто самовоспроизводится. Массы молчат, а политические элиты выступают лишь коллективно, поле их деперсонализирует.

Как кажется, диалектически верна другая точка зрения. Действительно, «поле» контролирует производство новой информации, ее восприятие. Но так же верно и то, что общество способно контролировать власть. Пусть это и представляет практическую сложность, но это возможно. И контроль происходит даже в акте самовоспроизводства поля. Так происходит, потому что каждый человек, включенный в ту или иную группу, остается индивидуумом. Его действия мотивируются диалектическим единством индивидуального и коллективного сознания.

В обществе множество мнений и интересов, что определяет его партийную основу. В парламентах это разнообразие мнений и интересов представляется политическими партиями. Каждая партия выражает мнение своего электората, определенного социального слоя. А. Лейпхарт дифференцированный, сегментированный характер общества обозначил термином «многосоставного общество». Из этого понятия А. Лейпхарт выводил и определение федерализма. По его мнению, при федерализме сегменты многосоставного общества привязываются к территориям. При федерализме сегменты общества пользуются определенной автономией.

Федерации состоят из квазигосударственных образований, субъектов. Однако субъекты не всегда имеют территориальную привязку. Это характерно для современной Бельгии. Если для французского и нидерландского языкового сообществ возможно подобрать территориальные эквиваленты (Валлония и Фландирия, но они и сами по себе являются территориальными субъектами), то для немецкого языкового сообщества и столицы Брюсселя таких эквивалентов нет. То есть возможна такая федерация, в которой субъекты не имеют территориальной привязки. Значит, для субъекта федерации территориальная привязка сама по себе не играет решающей роли. Территория, безусловно, важна, как, например, экономический ресурс, но не как детерминанта субъектности. Конечно, Бельгия является исключением из правила. Но прецедент показателен для сущности федерализма.

С точки зрения элитологической теории считается, что государство создается благодаря политическим элитам и благодаря элитам функционирует. Такая точка зрения представляется верной с марксистской точки зрения в следующем аспекте. Государство способствует эксплуатации господствующим классом непосредственных производителей материальных благ. Однако проблемой остается взаимодействие политической и экономической элиты, степень их срощенности. Другая проблема – влияние степени такой срощенности на роль государства в эксплуатации непосредственного производителя господствующим классом. Видимо, решение этой проблемы тоже диалектично. Полное отождествление политической и экономической элиты (как и самоустранение государства из жизни общества) ведет к олигархии, что фактически упраздняет государство, т.к. эксплуатация перестает им опосредоваться. Определенная степень разделения политической и экономической элиты способствует сохранению государства. Полное упразднение элиты, господствующего класса ведет к уничтожению государства.

Олигархия возможна только в обществе с частной собственностью. Богатейшие люди – частные собственники (экономическая элита) становятся политической элитой (или политическая элита вообще не вмешивается дела предпринимателей). Возможна и обратная ситуация. Политическая элита, пользуясь своим привилегированным положением, присваивает себе собственность. В таком случае право собственности обеспечивается местом в политической иерархии. В данном случае имеет место феномен власти-собственности, описанный Васильевым. По своей сути синонимами данного феномена являются азиатский способ производства К. Маркса, восточная деспотия, гидравлические общества Виттфогеля. То есть частная способность и власть-собственность являются двумя различными, так сказать, «способами производства» политических и экономических элит.

Общества, основанные на частной собственности (и сущностно близких ей формах) порождают федерации греко-римского, европейского, американского образца. В этих федерациях олигархи отделены от власти, хотя, с марксистской точки зрения, эксплуатируют трудящихся через государство опосредованно. Общества, основанные на власти-собственности, порождают «феодальные» федерации. В таких государствах чиновники исполняют роль олигархов. «Коллективный олигарх» прямо эксплуатирует трудящихся. «Коллективный олигарх» и есть государство. В данном случае под «феодализмом» понимается не общественно-историческая формация, а форма федерального государства с присущим ей механизмом рекрутирования политических элит.

Феодализм как форма государства (политико-правовая трактовка феодализма) основывается на вассально-ленных отношениях (иерархия политической элиты и объем собственности, положенный каждому представителю политической элиты в зависимости от места в иерархии) и соответствующая военная организация. Эволюция обществ, социально-экономическая и политическая структура которых определяется феноменом власти-собственности, описывается в литературе, например. В перспективе такие общества допускают элементы частной собственности, имитируют соответствующий социально-экономический и политический строй, но привилегированное положение политической элиты в вопросе владения собственности сохраняется, частная собственность защищается слабо.

Феодальным государствам присущ феномен феодальной раздробленности по принципу дробления на участки земли, привязанные к феодалам, т.е. лицам, занимающим определенное место в феодальной иерархии. В значительном числе феодальных государств, которые не находятся в состоянии феодальной раздробленности присущ клановый характер существования феодалов на региональном уровне. В феодальных государствах, равносильно в государствах, организованных на принципах власти-собственности, регионализация происходит при ослаблении центральной власти. То есть в таких государствах процесс федерализации происходит при ослаблении центральной власти. Ослабление центральной власти процесс относительный: сила и слабость определяется балансом взаимоотношений центр – регионы.

Нерегулярный характер территориальных владений феодалов, как и возможность феодализма, основанного не на собственности на землю (для кочевников, например, решающее экономическое значение имели стада разводимых ими животных) говорит о не тождественности федерализма (союза субъектов) союзу территорий.

Государства, в основании которых находится принцип частной собственности, как правило, являются демократическими. Регионализация, федерализация таких государств не является признаком их слабости, принципом слабости их центральной власти. Федеральные элиты таких государств оказывают поддержку местным элитам в процессе субъективации регионов.

Таким образом, федерация (союз субъектов) не обязательно является союзом территорий. Для построения государства требуется политическая элита. В этой связи логичнее говорить о федерации как о союзе политических элит. В данном случае элит как обезличенной массы. Личность, индивидуальность имеет значение in concreto, т.е. на практике. Однако в данном случае речь должна идти об инстициализированной политической элите. В противном случае может произойти смешение элиты и контрэлиты, как группы, находящейся за пределами властных институтов субъектов и федерации в целом. Окончательные решения способна принимать лишь институциализированная политическая элита. Региональные элиты связаны с конкретными регионами, как минимум, осознанием своей связи с регионами.

Связь с регионом определяется механизмом рекрутирования политических элит. В случае феодализма, власти собственности – это связь элиты с местом через собственность, которой она владеет как часть политической иерархии. Привязка к регионам в таком случае тоже нетождественна управлению какой-либо территорией. В случае частной собственности элита легитимируется выборами, либо местные олигархи без выборов (или с имитацией таковых) занимают местные органы власти. Так же возможна культурная связь элит с регионами: элиты этнических и языковых регионов, не всегда привязанные к конкретным территориям. Как отметил Р.Ф. Туровский, «Когда говорят, что в определенном государстве развит регионализм, это означает, что в нем имеются влиятельные политические силы регионального уровня, которые ведут борьбу за расширение региональной автономии», подчеркнув тем самым значительную роль элит в федерализации и регионализации.

Сегменты «многосоставного общества» А. Лейпхарта при таком подходе к федерации (федерация как союз институциализированных региональных элит) не всегда будут являться субъектами федерации. Социальные слои в обществе в некотором смысле имеют свою политическую элиту, т.к. их интересы представлены в парламенте партиями. В парламенте партии воспроизводит как бы все общество целиком. Однако в парламенте получается смешение представительств различных социальных групп. Партии (политические элиты социальных слоев) вне парламентской деятельности не существуют. Политические элиты регионов могут быть и не партийными. Как это, например, случается при феодальной раздробленности. Если, конечно, не считать партиями группы, сложившиеся вокруг определенной лиц с весомым общественным положением и классы-партии. Региональная политическая элита (как и федеральная) внутри себя может дробиться по партийному принципу, как это имеет место в региональных парламентах.

История федеративного движения началась еще в период разложения первобытного строя в эпоху военной демократии. В этот период заключались союзы племен. О союзах племен северо-американских индейцев на основе трудов Моргана рассказал Энгельс в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства». Основную управленческую роль в союзах играли вожди и старейшины. Демократический элемент был представлен собраниями мужчин, способных носить оружие.

Вожди племен и старейшины в силу своего привилегированного положения отчуждали в свою пользу значительную часть прибавочного продукта. Часто вождь был жрецом, потому был свободен от всякой деятельности. Он получал продукты даром, но в случае его старости, болезни, неурожая и т.п. лицо, бывшее вождем, устранялось и заменялось новым. В число управляющих попадали удачливые воины, окружение вождя. Вожди-жрецы, вожди-военные предводители, военная аристократия аккумулировали в своих руках основные управленческие функции.

Первобытная экономика строилась на дарообмене: на дар необходимо было ответить еще большим даром. В ходе таких дарообменов часто съедалось большое количество пищи, материальные предметы теряли свое производственное значение, ставясь объектами престижного потребления. Дарообмен позволял проникнуть в число элиты т.н. бигменам, которые не входили в число элиты, но благодаря серии дарообменов приумножали свое богатство. Они фактически становились ростовщиками: однажды оказав помощь соплеменникам, они получали от них ее постоянно. По такому же принципу росло отчуждение прибавочного продукта в пользу военной аристократии. Добровольные подарки, совершаемые в силу традиции, со временем становились обязательными платежами]. На стадии военной демократии государства еще не было, а политическая элита фактически была срощена с экономической. Появление купечества и «настоящего» ростовщичества привело к частичному разделению политической и финансовой элиты.

Античная эпоха привела к появлению полисных федераций. В полисные федерации входили античные полисы в тот период, когда государственность перешагнула рубеж небольшого коллектива граждан, проживавшего на контактной территории. Каждый полис являлся сам по себе государством. Каждый полис имел свою собственную институциализированную политическую элиту. Народное собрание легитимировало политическую элиту. Часто власть в полисах захватывали тираны или олигархи. Это приводило к изменению конституции. Соответственно легитимация власти политической элиты происходила лишь де-факто: правительство законно, если не свергнуто, т.е. как бы одобрено народом.

Демократический, олигархический, тиранический режимы не были помехой федералистскому движению. Обычно объединялась полисы с однотипной конституцией. Македония стремилась к объединению с полисами с тираническими режимами, Спарта и Рим с олигархическими, Афины с демократическими. Олигархический и демократический режимы содержали в себе наибольший демократический элемент. В полисах с тиранами во главе не собирались Народные собрания. В федерациях не было полностью жесткой привязки полиса к определенной территории. Если полис вступил в союз, но в ходе военных действий был разрушен врагами союза, то граждане полиса переселялись на земли одного из союзников, уничтоженный полис не исключался из союза, но сохранял свое представительство в союзном Народном собрании и союзном Совета.

Полис был общинной и государством, состоявшим из граждан, которые одновременно являлись собственниками, как правило, земли в полисе. Было возможно, что лица, терявшие собственность, лишались гражданства. Был возможен и обратный вариант: потеря собственности не означала потерю гражданства. То есть в полисе не было жесткой привязки гражданства и собственности. Связь собственности и гражданства, связь полиса и участка земли носила диалектический характер и зависела от конкретно-исторических обстоятельств.

При феодализме (в традиционном марксистском понимании) в эпоху его расцвета в Западной и Восточной Европе нормой была феодальная раздробленность с фактической автономией крупных земельных собственников. Политическая знать того времени (дворяне), часть собственности являлась властью-собственностью, передавала свою власть и собственность по наследству или приобретала власть и собственность на поле боя. Фактическую автономию своих владений могли обеспечить только «дворяне шпаги», т.к. только они имели многие атрибуты самовластных монархов. Характерной чертой того времени являлось приниженное положение короля. Постепенное изъятие иммунитетных привилегий во Франции и увеличение числа «дворян мантии» прекратило процесс самовоспрооизводства феодальной политической элиты.

В Германии (Священно-Римской империи) процесс централизации шел медленнее. Поэтому Германия дольше Франции (фактически до канцлера Отто фон Бисмарка) оставалась раздробленной, состоявшей из полунезависимых монархий. Образование таможенного союза и последующее создание Германской империи сохранил за местной политической элитой ее господство в регионах, а вместе с этим и федеративный статус Германии, который сохраняется у нее до сегодняшнего дня (с перерывом на диктатуру А. Гитлера).

Польша (Речь Посполитая) не смогла даже начать процесс централизации. Крупные феодалы (магнаты) желали сохранения своего автономного положения. Мелкие феодалы, находящиеся у них на службе, пользовались властью на местах на сеймиках в поветах. Кроме того, сохранялось деление знати на польскую и литовскую, таковым было деление армии и государственной территории.

В городах, многие из которых владели автономией, были свои магистраты – органы самоуправления. Их самоуправление сохранилось со времен античных полисов. Высшей властью в городах, как правило, пользовались богатейшие семьи. Как, например, семья Медичи во Флоренции. Автономии городов способствовало то, что короли опирались на них в борьбе с феодалами. Однако не было полного тождества экономической и политической элиты. Во-первых, права феодалов строились на власти-собственности, кроме них были и купцы, и ростовщики. Во-вторых, хоть богатейшие семьи пользовались властью в городах, но не все одновременно. Кроме того, была не одна богатейшая семья, что вызывало между ними конкуренцию. В-третьих, кроме богатейших семей были и другие группы влияния, цеха, например, или богатые и известные мастера, которые фактически и руководили цехами.

До середины XX века в Индии, как в и современной Малайзии, сохранялись бывшие феодальные княжества в составе федераций. В Малайзии султанаты сохраняются до сих пор. В них сохранилась прежняя политическая элита в лице бывших феодальных правителей территории. В Малайзии часть территории является штатами, в которые назначаются губернаторы, остальная территория управляется султанами. В современных Объединенных Арабских Эмиратах регионы тоже управляется наследственными эмирами.

Интерес представляет история Китая. Китай до н.э. и в первые годы н.э. был разделен на ряд царств, единство которых обеспечивалось наличием общекитайского императора. Объединение Китая на постоянной основе привело к дифференциации политической элиты. В среде феодальной элиты появились группировки, хоть и привязанные к территориям, но эта привязка не всегда совпадала с существовавшими административными границами. Группировки могли объединять несколько административных районов. Это проявилось в японо-китайской войне, в которой роль китайской армии исполнили солдаты, обмундированные и обученные на западный манер по инициативе одного из первых китайских сановников того времени Ли Хунчжана. Война складывалась для Китая неудачно, в войне принимали участие лишь прибрежные провинции (они находились под контролем Ли Хунчжана), а политическая элита других провинций считала войну с Японией внутренним делом прибрежных провинций.

После Синьхайской революции 1911 года в Китае началась перманентная Гражданская война, осложненная японской интервенцией. В Китае существовало центральное правительство, но оно не контролировало власть на местах. Власть на местах взяли различного рода группировки политической элиты – «милитаристские клики». Китай утратил фактическое единство, но оставался одной страной. Правительство Гоминдана объединило Китай, но значительная часть милитаристских клик сохранило власть на местах. Окончательно справились с региональными группировками политической элиты одновременно с окончанием коммунистической революции Мао Цзедуна. Однако группировки политической элиты появились в коммунистическом Китае вновь. Некоторые из них привязаны к регионам Китая. Кроме того, современный Китай имеет элементы автономии в своей административно-территориальной структуре: автономные районы и специальные административные районы (САР). В САР свои политические элиты в рамках системы «одна страна – две системы».

Дифференцированный состав по региональному принцу политических элит характерен и для современной Европы. В составе Великобритании Шотландия и Северная Ирландия пользуются самоуправлением (имеют свои законодательные органы и министерства), элементами самоуправления пользуется Уэльс (компетенция его законодательного органа по сравнению с компетенцией таковых органов Шотландии и Северной Ирландии сильно ограничена). В Испании самоуправлением пользуется все регионы (автономные сообщества), однако в Каталонии и стране Басков лидирующую роль в местных парламентах имеют партии, стремящейся к независимости данных территорий. Каталония, страна Басков, Галисия имеют максимальный уровень автономии в рамках испанского законодательства.

Высокий уровень региональных политических элит в системе государственного управления характерен для Бельгии. В Бельгии представители региональных политических элит в соответствии со своей конституционной компетенцией представляют Бельгию в соответствующих учреждениях Европейского союза (ЕС). ЕС представляет собой федерацию ряда европейских государств, которые сохранили в составе союза свой государственный суверенитет. ЕС состоит из различных государств: федераций, децентрализованных унитарных и унитарных централизованных государств.

Каудилизм в Латинской империи возник в XIX веке после обретения независимости рядом государств континента. Каудильо становились военные, богатые и влиятельные креолы. Каждый каудильо создавал собственную армию, вокруг них образовывались «клиентелы», «клиентам» каудильо оказывали помощь. В государственном масштабе каудильо выстраивались в иерархию: от каудильо региональных до каудильо общегосударственного [25]. Иерархизированность каудильо, их отношение к власти и собственности, как кажется, схоже с таковым в обществах, основанных на принципах власти-собственности. То есть каудилизм имел внутри себя (имманентно) черты власти-собственности как в явлении, феномене.

Политическая элита - внутренне сплоченная, составляющая меньшинство социальная общность, выступающая субъектом подготовки и принятия важнейших стратегических решений в сфере политики и обладающая необходимым для этого ресурсным потенциалом. Ее характеризует близость установок, стереотипов и норм поведения, единство (зачастую, относительное) разделяемых ценностей, а также причастность к власти (независимо от способа и условий ее обретения). Используемые политической элитой ресурсы как правило многообразны и не обязательно имеют характер политических. Для характеристики ресурсного потенциала политических элит эффективно использование концепции многомерного социального пространства П. Бурдье. Важнейшей характеристикой политической элиты является способ легитимации власти, обуславливающий механизмы выработки и принятия политических решений, а также трансляции принятых решений на уровень массового сознания и поведения.

Элиты присущи всем обществам и государствам, ее существование обусловлено действием следующих факторов:

1)    психологическим и социальным неравенством людей, их неодинаковыми способностями, возможностями и желанием участвовать в политике;

2)    законом разделения труда, который требует профессионального занятия управленческим трудом для повышения его эффективности;

3)    высокой общественной значимостью управленческого труда и его соответствующим стимулированием;

4)    широкими возможностями использования управленческой деятельности для получения различного рода социальных привилегий. Известно, что политико-управленческий труд прямо связан с распределением ценностей и ресурсов;

5)    практической невозможностью осуществления всеобъемлющего контроля за политическими руководителями;

6)    политической пассивностью широких масс населения, главные жизненные интересы которых обычно лежат вне сферы политики.

Все эти и другие факторы обусловливают элитарность общества. Сама политическая элита внутренне дифференцирована. Она делится на правящую, которая непосредственно обладает государственной властью, оппозиционную (т.е. контр-элиту), на высшую, которая принимает значимые для всего государства решения, среднюю, которая выступает барометром общественного мнения (включающая около 5% населения), административную – это служащие-управленцы (бюрократия), а также различают политические элиты в партиях, классах и т.д. Но разграничение политических элит не значит, что они не взаимодействуют друг с другом, не оказывают взаимного влияния.

Таким образом, элитарность современного общества – это реальность. Устранить же политическую элитарность можно лишь за счет общественного самоуправления. Однако на нынешнем этапе развития человеческой цивилизации самоуправление народа – это скорее привлекательный идеал, утопия, чем реальность. Задача состоит ныне в другом – в необходимости создания соответствующих институтов, которые обеспечивали бы эффективность политической элиты и ее подконтрольность обществу.

Уровень решения этой задачи во многом характеризует социальная представительность элиты, т.е. представление различных слоев общества, выражение их интересов и мнений в политической элите. Такое представительство зависит от многих причин. Одна из них – социальное происхождение и социальная принадлежность.

Строго говоря, социальная принадлежность во многом определяется принадлежностью к элите, поскольку вхождение в элиту обычно означает приобретение социального и профессионального статуса и утрату старого.

Социальное происхождение представителей элиты влияет на их социальную ориентацию. Так, например, выходцам из среды фермеров, рабочих, служащих и других групп легче понять специфические запросы соответствующих слоев населения. Но совсем не обязательно, чтобы интересы рабочих защищали рабочие, крестьян – крестьяне, молодежи – молодежь и т.д.

Более важной, по сравнению с социальным происхождением, гарантией социальной представительности в элите, выступает организационная (партийная, профсоюзная) принадлежность руководителей. Она прямо связана с их ценностными ориентациями. Кроме того, партии и другие организации обычно имеют достаточно возможностей для воздействия на своих представителей в нужном направлении.

	

	


ГЛАВА II. ПОЛИТИЧЕСКАЯ ЭЛИТА ПРИДНЕСТРОВЬЯ: ИСТОРИЯ И СОВРЕМЕННОСТЬ  

Кардинальное изменение общественно-политической и социокультурной ситуации, а также искаженная националистическими настроениями идея возрождения национальной культуры в бывших союзных республиках сопровождались на рубеже веков такой степенью межэтнической напряженности, что это закономерно привело к отторжению нового вектора развития отдельных государств и образованию так называемых «самопровозглашенных» территорий.

Возникновение и развитие приднестровской государственности, а также особенности формирования и функционирования политической элиты ввиду экстраординарности общественно-политических процессов в регионе следует рассматривать с нескольких точек зрения: правовой, исторической, социально-экономической, культурно-языковой, идеологической, геополитической, информационной.

В научной литературе неоднократно анализировались факторы, инициировавшие появление и определявшие углубление молдо-приднестровского конфликта, среди которых доминирует процесс политической и экономической дезинтеграции, характерный для всех государств постсоветского пространства, составной частью которого является Молдова.

Рассматривая социально-демографические характеристики политической элиты Приднестровья, представленной исполнительной ветвью власти, необходимо обратить внимание на показатели, касающиеся места рождения, статуса населенного пункта, в котором родились главы министерств и ведомств Приднестровья начала 90-х гг. ХХ в. Так, 90% руководителей первого ранга являлись выходцами из России и 10% — из Украины, причем все они были родом из периферийных регионов. Получив профессиональное образование, они по распределению попали в Приднестровье, где впоследствии заняли руководящие посты по профилю полученного высшего образования. 

В Молдове идея экономической целесообразности отделения от СССР (России) и сближения с Румынией интенсивно муссируется вот уже более двух десятилетий, при этом акцентируется, что этот акт позволит решить весь спектр социально-экономических вопросов. Внимание населения фиксируется на том, что Республика Молдова за счет собственных ресурсов и в ущерб себе «кормит всю Россию». Более того, утверждается, что русскоязычное население «незаслуженно пользуется благами, созданными коренным этносом», а значит, решение продовольственной, жилищной и других проблем возможно в плоскости изоляции от России и выдворения представителей нетитульных этносов за пределы РМ. Так, газета «Независимая Молдова» отмечала, что «...социальные проблемы Молдовы порождены присутствием русскоязычных и политикой России» [1].

Существенным для становления государственности и политической элиты Приднестровья выступает культурно-языковой фактор. Появившиеся в середине 80-х гг. ХХ в. практически во всех союзных республиках национальные движения воспринимались как некие культурные организации, которые были озабочены исключительно «спасением» местных языков и традиций. «Однако именно они в лице своих лидеров — представителей национальных элит возглавили политический процесс „развала" единого государства» [8, с. 6]. Эти движения использовались местной элитой для достижения собственных политических целей, как на этапе дезинтеграции союзного государства, так и в ходе строительства новых независимых государств, о чем косвенно свидетельствует тот факт, что «практически во всех постсоветских государствах (за исключением Армении, Латвии и Эстонии) этнорегиональные советские элиты на первом этапе государственного строительства не только сохранили свои позиции в полном объеме, но и расширили сферу властных полномочий» [9, с. 18-24]. На основе культурного этноцентризма активно формировались идеи превосходства культуры титульного этноса над культурами русскоязычных жителей и в МССР.

Актуализация в начале 90-х гг. в Молдавии вопросов языковой политики не была связана с лингвистической ситуацией. Молдавский язык являлся родным, либо вторым, которым свободно в.......................