Общественные знаки как объект исследования

1.3. Общественные знаки как объект исследования
В существующих исследованиях под общественными знаками понимаются вербальные вывески, объявления, таблички, предназначенные для регуляции поведения в общественных местах, исходящие от лиц или организаций, наделенных властью, обращенные к любому потенциальному адресату и ни к кому конкретно. В нашем исследовании общественные знаки рассматриваются как особый тип текстов официально-делового стиля, обладающих определенными лингвистическими и экстра лингвистическими характеристиками. Мы исходим из определения текста как объединенной смысловой связью последовательности знаковых единиц, основными свойствами которой являются связность и цельность [ЛЭС] . По мнению В.А. Масловой, текст - это истинный стык лингвистики и культурологии, так как он принадлежит языку и является его высшим ярусом, в то же время текст есть форма существования культуры [Маслова 2007: 53].  На наш взгляд, тексты данного типа обладают высокой степенью значимости как фактор, влияющий на межкультурную коммуникацию. Общественные знаки - едва ли не первое, с чем сталкивается человек в инокультурной среде; они являются непосредственными регуляторами поведения и выразителями норм той или иной культуры посредством языка. Наиболее значимыми для исследования мы считаем знаки запретительного характера, так как нарушение выражаемых ими запретов влечет за собой негативные последствия в материальном плане (санкции) и в духовном (отрицательные стереотипы о нации, к которой принадлежит нарушитель). Следует отметить, что общественные знаки представляют собой наиболее широко распространенный и общедоступный вид текстов, выражающих запрет, - в отличие от текстов инструкции, правил, уставов и т. п., а также текстов, относящихся к сфере законодательства. Исследование общественных знаков — направление в лингвистике, находящееся в настоящее время на начальной стадии разработки. Среди отечественных исследований, посвященных данной проблематике, наиболее известны работы С.Г. Тер-Минасовой и В.М. Аринштейн. Из зарубежных лингвистов изучением общественных знаков занимались А. Вежбицкая, л. Попович, R. Rathmayr, М. Shell-Hornby, J. House. По нашим данным, общественные знаки не выделяются в типологиях речевых жанров письменной разновидности официально-делового стиля [Богатырева 2005; Брандес 1990; Введенская, Пономарева;2005] и могут быть лишь условно причислены к выделяемому в данных типологиях жанру объявления.
По мнению одного из исследователей, надписи регулирующие поведение граждан в городской среде, относятся к директивным жанрам художественного текста [Яковлева 1991: 33].  Следует отметить отсутствие терминологического многообразия в обозначении объекта исследования разными учеными. M. Shell Hornby называет данный вид текстов «public directives» [Shell Hornby 1998: 69], В. М. Аринштейн использует русский перевод данного обозначения «публичные директивы [Аринштейн 2001; 77]. Авторы исходят из того, что все тексты подобного типа, даже представляющие собой с формальной точки зрения «собственно информацию», предназначены для регулирования действий граждан. С.Г. Тер-Минасова обозначает предписывающие знаки как «информативно-регулирующие указатели» либо «информативно-регуляторская лексика» [Тер-Минасова 2004; 301], О. В. Сарайкина «инструктивные общественные указатели» [Сарайкина 2007; 12]. А. Вежбицкая использует термин «public signs», переводимый на русский язык как «общественные знаки», в некоторых случая – «публичные знаки». В работах В. М. Аринштейн и А. Вежбицкой тексты подобного рода со значением запрета названы запретительными знаками [Вежбицкая 2001; 170; Аринштейн 2001; 79].  В исследовании Л. Попович тексты данного типа обозначаются как «публичные надписи» [Попович 2006; 71], в культурологическом пособии Г. В. Елизаровой - как высказывания запретительного характера [Елизарова 2005; 72].
В вышеупомянутых работах внимание авторов сосредоточено на разных аспектах проблемы. В. М. Аринштейн в своей статье , посвященной этноспецифическим особенностям оформления «публичных директивов» [Аринштейн 2001] рассматривает в социокультурном аспекте формальные и содержательные особенности английских и русских общественных знаков. Исследователь опирается на работу П. Браун и С. Левинсона «Politeness: Some Universals In Language Usage», авторы которой обозначают термином «вежливость» стремление личности к поддержанию своего «лица», мотивированное присущими человеку потребностями (wants) в признании окружающими самоценности его личности и в уважении его права на свободу от принуждения (freedom of actions). Общественные знаки, или публичные директивы должны выполнять две задачи: обеспечить выполнение заложенных в них прескрипций и в то же время минимально травмировать того, кому они адресованы. 
Аринштейн обращает внимание на динамику российских общественных знаков в течение последнего десятилетия: рост количества полуприватных знаков, распространение вежливых форм предписаний [Аринштейн 2001: 89]. Отмечается сравнительная малочисленность русских знаков и тот факт, что они не охватывают ряда существенных сторон повседневной жизни общества, что объясняется недостаточной разработанностью законодательной базы. В запретительных общественных знаках отмечаются частотность авторитарного инфинитива и лексических средств выражения запрета. 
О. В. Павлов рассматривает русские и английские «public directives», под которыми автор понимает прескриптивные директивные речевые акты. Автор выделяет приказы и распоряжения, приглашения, требования, заказы, инструкции. Речевой акт запрета рассматривается как негативная форма приказа. Автор отмечает проблему перевода термина «public directives» на русский язык, связанный с многозначностью лексем «директива» и «публичный». Автор относит средства выражения директив к разным уровням языка: морфологическому, синтаксическому, интонационному и лексико-грамматическому. Однако примеры, приводимые автором, свидетельствуют ? том, что сфера их употребления является не собственно public directives, а в значительной мере способами выражения побуждения в устной коммуникации. Исходя из того, что выводы, приводимые автором, противоречат друг другу, проблема сопоставительного изучения директивных речевых актов требует дополнительного изучения. 
M. Shell Hornby называет идею «менталитета запретов» популярной иллюзией, не имеющей под собой никаких лингвистических оснований. Согласно его мнению, англоязычные высказывания с частицей no – это формы запрета, хотя слово forbidden не упоминается ни разу, а грамматические структуры и лексемы в каждом случае разные [Shell-Hornby 1998; 203].
В данном исследовании внимание обращается на степень обезличенности либо персонификации адресата общественных директив, а также исследуется аспект перевода данных текстов.
Важным российским исследованием в области общественных знаков является глава книги С.Г. Тер- Минасовой "Перекрестки культур» [Тер-Минасова 2004: 297-348], в которой осуществлена постановка проблемы и разработана классификация данных текстов: 
1) собственно информация (Вход; Выход) 
2) инструкция (Соблюдайте -тишину! ; Закрывайте за собой дверь! ) 
3) запрет (Не курить!; По газонам не ходить! ) 
4) предупреждение (осторожно - злая собака!; осторожно - окрашено! ) 
С.Г. Тер-Минасова выделяет различные способы реализации функции воздействия в сфере информативно-регуляторской лексики: вежливые формы обращения, разъяснение причин требования, игру слов, стилизацию и т. д., иллюстрируя их многочисленными примерами на материале английского языка. Автор рассматривает англоязычные знаки, не имеющие точных эквивалентов или отсутствующие в русской культуре в связи с особенностями климата, образа жизни, культурных норм. В разделах, посвященных англоязычным знакам, отмечается высокий уровень вежливости этих знаков и широкое разнообразие форм языкового выражения, способных оказать воздействие на членов социума [Тер-Минасова 2004: 311-312].  Категоричность и прямолинейность русских общественных знаков объясняется советской идеологией, при которой человек считался винтиком в машине государства, а субъектом волеизъявления был пришедший к власти народ. Из фельетона Ильфа и Петрова, на который ссылается Тер-Минасова, видно, что традиция употребления категоричных запретов типа Не сорить, По газонам не ходить была насаждена «сверху», а не порождена русскими культурными нормами. Автор отмечает изменения в сфере информативно-регуляторской лексики за последнее время: распространение обращения к адресату с эпитетом «уважаемый», использование маркеров вежливости и «заранее-благодарности», изложение директив в ненавязчивой форме сообщения («У нас не курят») [Тер-Минасова 2004; 343].
Л. Попович подразделяет публичные надписи на прохибиторы (надписи, выражающие запрет), прескрипторы (надписи, выражающие предписание) и информаторы. В отличие от классификации Тер-Минасовой, здесь знаки со значением просьбы и предупреждения объединены в группе «прескрипторы». В исследуемых текстах на первый план выступает идея самоконтроля: публичные надписи рассматриваются как особый вид дискурса, функциональной направленностью которого является напоминание потенциальному адресату ? необходимости прибегнуть к самоконтролю в ситуации с предусмотренными сообществом нормами поведения или восполнение информационного пробела в знании адресата. 
Г.В. Елизарова обращает внимание на проявление системы культурных ценностей в грамматических конструкциях, употребляемых в англо- и русскоязычных общественных знаках запретительного, носящих запретительный характер. В англоязычных обществах одной из ключевых культурных ценностей является автономия личности; это предполагает, что никто не может навязывать другому свою волю, и в общественных знаках практически отсутствуют волеизъявления, исключая ситуации, связанные с опасностью. Русские знаки, содержащие категоричный эксплицитный запрет, вызывают у носителей англоязычных культур реакцию неодобрения и замешательства. В свою очередь, представители российской культуры, не будучи осведомлены об особенностях вуалирования предписывающей информации в англосаксонской культуре, часто не способны распознать предписание и выполнить фактическое требование, в результате чего коммуникации наносится ущерб [Елизарова 2005; 72].
В исследовании речевых актов разрешения и запрещения внимание обращается и на общественные знаки. И.Б. Шатуновский отмечает распространенность пассивных и безличных производных глагола запрещать для формулировки общего, исходящего неизвестно от кого (импликатура: некоторых весьма авторитетных органов, распоряжения которых обязательны для исполнения), касающегося всех (или оговоренного типа, класса лиц) запрещения (купаться запрещено!)  [Шатуновский 2000; 332]. 
В одном из исследований рассматривается тенденция к увеличению числа общественных знаков на двух и более языках в районах, в которых проживает несколько разных наций. Подавляющее большинство многоязычных указателей составляют запрещающие знаки. 
Выводы по главе
Проведенный обзор показывает, что существует терминологическое разнообразие в обозначении объекта нашего исследования в работах как отечественных, так и зарубежных ученых. Типология общественных знаков находится на начальной стадии разработки, что находит отражение в их различных классификациях. Классификация материала осложняется фактом наличия во многих объявлениях нескольких значений: информация, запрет, предупреждение, просьба. 
Материал рассматривается в разных ракурсах в соответствии с подходом, которого придерживается тот или иной исследователь. Прослеживаются подходы с позиции теории речевых актов, контрастивной прагматики, лингвокультурный и ситуативный подходы и др. В данной работе мы рассматриваем общественные знаки как внешнее выражение норм и культурных ценностей. Общественные знаки – условное соответствие английскому термину public signs – особый вид текстов, который отличается особым рядом лингвистических и экстралингвистических характеристик: краткость объема, стандартизированность, императивность, однозначность, бессубъектность, обощенность адресата, отсутствие эмоционально-экспрессивной окраски, направленность на регулирование поведения граждан в общественных местах путем информирования или напоминания потенциальным адресатам ? необходимости соблюдения принятых в обществе норм поведения. 
По мнению исследователей, данные тексты отражают и одновременно формируют идеологию, менталитет общества и государства и являются ключом к пониманию общественных отношений и культурных ценностей.

.......................